Бритый человек

by Anatoly Mariengof, Анатолий Мариенгоф

«Роман без вранья» и «Циники» теперь переизданы, и даже не раз. Пришла очередь и злосчастного «Бритого человека». Заметим, что а отличие от нас, там перепечатывался – в 1966-м – в Израиле и в 1984-м – в парижском журнале «Стрелец». «Горизонт» публикует его по первому изданию: Анатолий Мариенгоф. Бритый человек: Роман. Берлин: Петрополис», [1930]. Хочется надеяться, что читатели с интересом прочтут этот роман и по достоинству оценят талант его автора – Анатолия Мариенгофа, звонкого, оригинального писателя 20-х годов, одного из «великолепных очевидцев» своего времени.

Genres: Russia, Russian Literature, Fiction

64 pages, Paperback

First published January 1, 1930

About the author

Anatoly Borisovich Marienhof or Mariengof (Russian: Анатолий Борисович Мариенгоф; 6 July (24 June O.S.) 1897 – 24 June 1962) was a Russian poet, novelist and playwright. He was one of the leading figures of Imaginism. Now he is mostly remembered for his memoirs that depict Russian literary life of the 1920s and his friendship with Sergei Yesenin.

Anatoly Marienhof was born into a Livonian nobleman's family in Nizhny Novgorod. Upon graduating from gymnasium in 1914, he was drafted and served during the First World War on Eastern Front.

Marienhof's literary career started in 1918 when he participated in the Imaginists' manifesto "Deklaraciia", published in Voronezh. The manifesto was signed also by Sergei Yesenin and other Moscow poets. Together they started a new poetic flow called Imaginism. Marienhof participated in all Imaginist actions and publications. He himself published a dozen books of poetry in 1920—1928. He became a close friend of Yesenin with whom he shared a flat during some months. Marienhof is the dedicatee of some of Yesenin's major works, including the large poem Sorokoust, the drama Pugachov and the tract on poetics Maria's Keys'.

Marienhof gained further renown with his controversial fiction: "The Novel without Lies" (1926) and "The Cynics" (1928). The former presented his fictionalized (although still largely accurate) recollections of his friendship with Sergei Yesenin; the latter was a story of the life of young intellectuals during the revolution and the War communism. Both were met with sharp criticism in the Soviet press. "The Cynics" was published in Berlin (Petropolis), and not in the Soviet Union until 1988.

After the publication of his last novel, "Shaved Man", in 1930 in Berlin and parts of his historical novel "Ekaterina" (1936), Marienhof was reduced to writing for theatre and later for radio without any hope of being published again. Yesenin's works were edited in the USSR for a long period of time to omit the dedications to Marienhof.

In his later years, after Joseph Stalin's death, Marienhof wrote mostly memoirs; they were published several decades after his death in 1962.

Reviews

[Vit Babenco · Rating 5 out of 5]

The Shaved Man is a duskily beautiful extravaganza, a ceaseless fountain of words and metaphors.

We run around the world, jump trams, rush on in trains and what is a purpose of all this? Only to catch our own unhappiness by the tail.
One may get it as an ephemeral creature with a voice as tender as a brook of spring and with such lucid mirrors of soul on a face that the lyrical verses can be written about. Another may grab it as a perfidious pleasantness of a high social position. The third obtains it under a guise of a friend with a generous heart in which, it seems, one may drown whole.

The Shaved Man is a tale of a friend who gradually turns into a bête noire. It is a portrayal of the traitorously hypocritical and pettily hedonistic society. It is a poetic black comedy of deterioration and retaliation.

“Reseda is in bloom… And its redolence is captivating.”
“In bloom! Fragrance! And what will happen in a week? It probably will have a putrid odour.”
“Perhaps it will be so.”
“So what is a reason for happiness? Flowers live for a week then they wilt, wither, rot but you’re exalted. People are curious things!”

Man may be clean-shaven but fraught with dirt within…

[Daan Leber · Rating 3 out of 5]

Heen-en-weer springend in de tijd, vol adjectievengebruik zoals alleen Russen kunnen. Niet de beste "waarom heb ik een moord gepleegd", wel een aantrekkelijk masochistisch-bromance-bordering-something invulling ervan.

[Anastasiia Mozghova · Rating 4 out of 5]

не люблю, когда совсем ничего непонятно и бедлам в сюжете, но тут меня покорила удивительная игра авторами со словами, от которой радуется душа.

[Laurie]

Brodsky zei over Mariëngof dat hij de eerste Russische schrijver is met een 'kinoglaz', vrij vertaald een filmblik. Dat staat in dit boek echt op de voorgrond en dat vond ik heel tof. Ik denk niet dat dit een boek is wat je leest "om het verhaal": beeld krijgt altijd voorrang over inhoud. Toch vind ik dat Mariëngof er alsnog in slaagt om de vernederingen van Sjpreegart goed voelbaar te maken, waardoor je als lezer helemaal begrijpt dat er na een onbenullig incident geen andere oplossing meer is dan moord.

[WillemC · Rating 3 out of 5]

Ik voel dat hier een unieke stem aan het woord is, maar door de grote culturele en historische afstand én het gebrek aan echt goede voetnoten, vliegt er waarschijnlijk heel wat boven mijn hoofd. Toch leest deze novelle over de rare verhouding tussen gymnasiasten Tititsjkin en Sjpreegard vrij vlot, is het origineel wat betreft taalgebruik en zeer amusant qua situaties. Bizarre beelden, gekke personages en een grote dosis chaos. Hopelijk is "De Cynici" iets makkelijker te ontcijferen. 3.5/5

[Turkish · Rating 2 out of 5]

Я все понял как-то совсем уж хуево, кроме любви, которая делает человека несчастным.
Самое удивительное, что это, наверно, первая книга пресыщенная метафорами и усложненным языком, стиль которой мне совсем не понравился. В Циниках Мариенгоф мастерски пишет, его иронию приятно не только читать, но и перечитывать. Здесь же текст похож на добротный онанизм: смотри как могу, как же я хорош. Метафоры вроде бы должны вызывать восхищение, но на меня совсем не сработали. И даже не в том смысле, как это бывает у Маяка - после плавки стекла окошечного или его желания выскочить из сердца, опершись на ребра - когда ты уже переполнен метафорами и каждая следующая воспринимается все с меньшим восторгом. Нет, Бритый человек изначально показался мне совсем фальшивым, натужным. Мне не то, что не хотелось перечитывать, даже читать было как-то неинтересно. Это очень странно, обычно я люблю усложненный язык.
Короче, нехер мне сказать больше. Как-то не зацепило совершенно.

[Olga Tarasova · Rating 2 out of 5]

На сколько хороши Циники, настолько плох Бритый человек, на мой взгляд. Два этих произведения были в одной книге, поэтому разница в слоге просто "била" по голове. Бритого человека можно показывать, как классический пример имажинизма (Анатолий Мариенгоф его же и придумал). Все там есть. От речевых оборотов и сравнений меня начало тошнить уже на 20 странице. Не дочитала, и даже не думаю. История проста и понятна. Эта книга точно на любителя.

[Sarah · Rating 3 out of 5]

Extra halfje voor de toegevoegde, geweldige 'autobiografische schets' die Mariëngof schreef in 1930, gericht aan Jakov Bloch, hoofd van uitgeverij Petropolis:

Op mijn dertigste had ik me aan gedichten overvreten. Om proza te schrijven, moest ik verburgerlijken. Dus trouwde ik met een actrice. Vreemd genoeg hielp dat niet. Toen nam ik een zoon. Mocht ik me weer tot gedichten aangetrokken gaan voelen, zal ik een fiets moeten nemen, of een minnares.

[Yevhenii Tseluiko · Rating 4 out of 5]

Стоит прочесть только из-за потрясающего языка Мариенгофа. Очень недооцененный автор, незаслуженно забытый в наше время. Хотя, после "Циников" иначе и быть не могло.

[katya]

нашла случайно в курганском букинисте.. очень понравились следующие речевые обороты (в остальном понравилось мало):

И спазма перекусила мне горло.

Я вспоминаю детство, и у меня заболевает нежностью сердце.

В вечера, когда бесконечность, разбрызгавшись куриным желтком, не перепачкивала синий футляр неба, мы бродили по улицам сладко посапывающего города и заглядывали в чужие окна.

.. обжигая спиной сбившуюся простынь

И он снял с сигары кольцо нежно, как с пальца женщины, принадлежащей другому.

Любовников, как два ломтика черного хлеба, густо посолила луна.

[Sasha · Rating 1 out of 5]

Книга не просто любителя, она на изощрённого любителя. Из плюсов - стиль изложения, он абсолютно уникальный, и Мариенгоф может запомниться навсегда после одной этой коротенькой книжки. Из минусов - этот же стиль изложения, лично мне пришлось продираться через него с трудом. Сюжет - абсолютный сюр, а может быть, сюром его делает сочетание с бесконечной игрой слов, которую автор применяет к абсолютно любому явлению. Короче, совсем не понравилось.

[Daniil Vilenskiy · Rating 3 out of 5]

В ”Бритом человеке” спрятано высказывание на тему отношений с главным мариенгофовским френеми Есениным. Предполагаю, что те, кто знаком с историей их литературных панчей, дружбы и размолвок, поймут книгу на более глубоком уровне, но и без этого контекста она оказывается способна увлечь читателя. В ней, как и в “Циниках”, сразу бросается в глаза кружевной и изобретательный язык. Но будучи приписан сознанию полубезумного главного героя, он порой обретает какую-то отталкивающую болезненность.

[Rimmarque · Rating 5 out of 5]

Прекрасная история любви и одержимости. Это комедия и трагедия одновременно, а когда узнаешь, что это метафора биографических событий, ещё больше приходишь в ужас. Напоминает фильм "Убей своих любимых", но с большим градусом безумия.

[Katerina Margaritova · Rating 2 out of 5]

Странный набор непонятных заметок.

[Robin Haijes · Rating 2 out of 5]

It didn’t really grab me, probably because of the time jumps and all the metaphors. Maybe it went over my head..

[Serhii Rafalskyi · Rating 3 out of 5]

Читая "Бритого человека", я понимал, что все это уже читал в "Циниках". Фантастически красивые предложения снова складываются в роман с ловушкой, но больше не оставляют приятного послевкусия, как в предыдущий раз.

[Nott · Rating 5 out of 5]

«Вообще, я давно пришёл к заключению, что мы бесконечно много тратим энергии, хитрости, изобретательности и остроумия, чтобы сделать своё собственное существование наименее сносным»

Это не книга для попыток понимания, это книга о любви и человеческой слабости. О том, что длительная фрустрация может привести к непоправимым последствиям. Я хочу расцеловать Мариенгофа и умыться слезами