What do you think?
Rate this book
Библиотека журнала "Неприкосновенный запас"
Internal Colonization: Russia's Imperial Experience
This book gives a radically new reading of Russia’s cultural history. Alexander Etkind traces how the Russian Empire conquered foreign territories and domesticated its own heartlands, thereby colonizing many peoples, Russians included. This vision of colonization as simultaneously internal and external, colonizing one’s own people as well as others, is crucial for scholars of empire, colonialism and globalization.
Starting with the fur trade, which shaped its enormous territory, and ending with Russia’s collapse in 1917, Etkind explores serfdom, the peasant commune, and other institutions of internal colonization. His account brings out the formative role of foreign colonies in Russia, the self-colonizing discourse of Russian classical historiography, and the revolutionary leaders’ illusory hopes for an alliance with the exotic, pacifist sectarians. Transcending the boundaries between history and literature, Etkind examines striking writings about Russia’s imperial experience, from Defoe to Tolstoy and from Gogol to Conrad.
This path-breaking book blends together historical, theoretical and literary analysis in a highly original way. It will be essential reading for students of Russian history and literature and for anyone interested in the literary and cultural aspects of colonization and its aftermath.
Starting with the fur trade, which shaped its enormous territory, and ending with Russia’s collapse in 1917, Etkind explores serfdom, the peasant commune, and other institutions of internal colonization. His account brings out the formative role of foreign colonies in Russia, the self-colonizing discourse of Russian classical historiography, and the revolutionary leaders’ illusory hopes for an alliance with the exotic, pacifist sectarians. Transcending the boundaries between history and literature, Etkind examines striking writings about Russia’s imperial experience, from Defoe to Tolstoy and from Gogol to Conrad.
This path-breaking book blends together historical, theoretical and literary analysis in a highly original way. It will be essential reading for students of Russian history and literature and for anyone interested in the literary and cultural aspects of colonization and its aftermath.
264 pages, Paperback
First published November 21, 2011
39 people are currently reading
959 people want to read
About the author
Alexander Etkind
35 books52 followersAlexander Etkind (Russian: Александр Эткинд) was born in Leningrad and moved to Cambridge, UK in 2005. He is now is a Professor in Russian Literature and Cultural History and Fellow of King's College, Cambridge. Alexander has PhD in Psychology from Bekhterev Institute, Leningrad, and another in Slavonic Literatures from the University of Helsinki.
Before coming to the UK, he taught at the European University at St. Petersburg, with which he continues to collaborate. He was a visiting professor at New York University and Georgetown University, and a resident fellow at Harvard, Princeton, the Woodrow Wilson Center for International Scholars in Washington D.C., Wissenschaftskolleg in Berlin, and University of Canterbury in New Zealand.
His research interests are internal colonization in the Russian Empire, comparative studies of cultural memory, and the dynamics of the protest movement in Russia. In 2010-2013, he is directing the European research project, Memory at War: Cultural Dynamics in Poland, Russia, and Ukraine.
Before coming to the UK, he taught at the European University at St. Petersburg, with which he continues to collaborate. He was a visiting professor at New York University and Georgetown University, and a resident fellow at Harvard, Princeton, the Woodrow Wilson Center for International Scholars in Washington D.C., Wissenschaftskolleg in Berlin, and University of Canterbury in New Zealand.
His research interests are internal colonization in the Russian Empire, comparative studies of cultural memory, and the dynamics of the protest movement in Russia. In 2010-2013, he is directing the European research project, Memory at War: Cultural Dynamics in Poland, Russia, and Ukraine.
Ratings & Reviews
Friends & Following
Create a free account to discover what your friends think of this book!
Community Reviews
Displaying 1 - 30 of 35 reviews
March 23, 2023
'In the nineteenth century, Russia was a colonial empire alongside those of Britain or Austria, and a colonized territory like Congo or the West Indies. In its different aspects and periods, Russian culture was both the subject and the object of orientalism. The main paths of colonization led not only outwards, but also into the Russian heartland. These paths led to Eastern Europe, Central Asia, the Middle East, and the Pacific, but also to the lands around Novgorod, Tula, Orenburg, and Odessa. It was there in the heartland that the Empire settled foreign “colonists” and established military “colonies.” There in the heartland, Russian nobles owned millions of “souls” and punished millions of bodies. There in the heartland, imperial experts discovered the most unusual communes and collected the most exotic folklore.'
The book is constructed around the concepts of colonization and self-colonization. It explores how these two processes were entangled within the flexible and uncertain borders of the Russian Empire. The author provides a number of historical events and fictional descriptions that pair with his main thesis. The Russian Empire was a power that colonized and exploited other peoples and, at the same time, it colonized its own people. First, it was the historian Sergei Soloviev who used the term “to colonize itself” referring to Russia and its history.
To illustrate his points, Etkind relies on history, literature, and the ideas of philosophers.
The Russian people were colonized by their elites who considered themselves different in so many ways from the people they were destined to rule. Unlike the colonial situation in Britain or France, in Russia the colonized people looked pretty much the same as the colonizers. It meant that distance must be established through rigid borders between the higher estate and the common folk of the Russian Empire. Serfdom in Russia was abolished in 1861, a few years before the abolition of slavery in the United States.
Etkind dates the process of internal colonization back to the time when Rurik, a foreigner, came or was invited to rule the lands near Novgorod. Rurik established a settlement there and founded a new dynasty the Rurukides, which preceded the Romanovs. Since then, the imperial elites regarded local people as the colonized subject, 'alien' and often 'oriental'. At the same time, the elites could see the common folk as endowed with higher morals or culture than they attributed to themselves.
The fur trade network, in which Russia was an exporter, seems to have played an important role in the direction in which the Russian state started going. Etkind draws a parallel between the fur trade, which reached its pinnacle around the late fourteenth century, and oil and gas pipelines in our times. Apparently, fur and oil could not be more different. However, an economy that relies on the export of fur and an economy that relies on the export of gas may lead to somewhat similar dynamics in the relationships between elites and people. Both economies can operate largely independent of people’s labor, argues the author.
"The extraction takes highly specialized skills that have little to do with the occupations of other parts of the population. Very few people take part in business, with the result that the state does not care about the population and the population does not care about the state. A caste-like society emerges in these conditions. The security apparatus becomes identical to the state."
The author points out certain similarities and differences between the two modes of colonial expansion two powers, the Russian Empire and the British Empire, practiced.
He describes the concept of negative hegemony that was pertinent to the Russian Empire and a corollary of the process of internal colonization. Negative hegemony under colonial rule means that (military) domination and (cultural) hegemony go in opposing directions. This process may be relatively non-violent (e.g., reverse assimilation in Yakutia), or violent.
The part on Sects and Revolution deals with a complicated relationship between different sects in the Russian Empire and intellectuals, writers, and other representatives of the educated class. Intellectuals were often enchanted by the way of life of sectarian communities. They saw it as much more natural as opposed to their own lifestyle.
In fact, the chasm existed between sectarian communities and the upper class, as it existed between the majority of people and the elites in the Russian Empire. So, in this case, the pattern of self-colonization again manifests itself.
I liked the part where Etkind compares two literary narratives of the 19th century that talk about colonial experiences and the relationship between the colonizer and the colonized - Conrad’s Heart of Darkness and Leskov’s The Enchanted Pilgrim.
A narrator in Conrad's story represents a colonizer and tells the story from the standpoint of an oppressor. A narrator in the Russian story, Fliagin, combines the role of the oppressor and that of the subjugated people. He is both in a sense. But, unlike many subalterns, he can speak his mind.
This book was originally written in English and then translated into Russian. I would recommend it to those interested in Russian history and cultural studies.
Although not all the points the author made were convincing, I found the idea of internal colonization interesting and worth discussing. However, the book could have been condensed. Sometimes its arguments felt repetitive.
Multiple references to Arendt, Foucault, and some other thinkers, who studied the themes of oppression, imperialism, and identity, were at times confusing, but still relevant.
The book is constructed around the concepts of colonization and self-colonization. It explores how these two processes were entangled within the flexible and uncertain borders of the Russian Empire. The author provides a number of historical events and fictional descriptions that pair with his main thesis. The Russian Empire was a power that colonized and exploited other peoples and, at the same time, it colonized its own people. First, it was the historian Sergei Soloviev who used the term “to colonize itself” referring to Russia and its history.
To illustrate his points, Etkind relies on history, literature, and the ideas of philosophers.
The Russian people were colonized by their elites who considered themselves different in so many ways from the people they were destined to rule. Unlike the colonial situation in Britain or France, in Russia the colonized people looked pretty much the same as the colonizers. It meant that distance must be established through rigid borders between the higher estate and the common folk of the Russian Empire. Serfdom in Russia was abolished in 1861, a few years before the abolition of slavery in the United States.
Etkind dates the process of internal colonization back to the time when Rurik, a foreigner, came or was invited to rule the lands near Novgorod. Rurik established a settlement there and founded a new dynasty the Rurukides, which preceded the Romanovs. Since then, the imperial elites regarded local people as the colonized subject, 'alien' and often 'oriental'. At the same time, the elites could see the common folk as endowed with higher morals or culture than they attributed to themselves.
The fur trade network, in which Russia was an exporter, seems to have played an important role in the direction in which the Russian state started going. Etkind draws a parallel between the fur trade, which reached its pinnacle around the late fourteenth century, and oil and gas pipelines in our times. Apparently, fur and oil could not be more different. However, an economy that relies on the export of fur and an economy that relies on the export of gas may lead to somewhat similar dynamics in the relationships between elites and people. Both economies can operate largely independent of people’s labor, argues the author.
"The extraction takes highly specialized skills that have little to do with the occupations of other parts of the population. Very few people take part in business, with the result that the state does not care about the population and the population does not care about the state. A caste-like society emerges in these conditions. The security apparatus becomes identical to the state."
The author points out certain similarities and differences between the two modes of colonial expansion two powers, the Russian Empire and the British Empire, practiced.
He describes the concept of negative hegemony that was pertinent to the Russian Empire and a corollary of the process of internal colonization. Negative hegemony under colonial rule means that (military) domination and (cultural) hegemony go in opposing directions. This process may be relatively non-violent (e.g., reverse assimilation in Yakutia), or violent.
The part on Sects and Revolution deals with a complicated relationship between different sects in the Russian Empire and intellectuals, writers, and other representatives of the educated class. Intellectuals were often enchanted by the way of life of sectarian communities. They saw it as much more natural as opposed to their own lifestyle.
In fact, the chasm existed between sectarian communities and the upper class, as it existed between the majority of people and the elites in the Russian Empire. So, in this case, the pattern of self-colonization again manifests itself.
I liked the part where Etkind compares two literary narratives of the 19th century that talk about colonial experiences and the relationship between the colonizer and the colonized - Conrad’s Heart of Darkness and Leskov’s The Enchanted Pilgrim.
A narrator in Conrad's story represents a colonizer and tells the story from the standpoint of an oppressor. A narrator in the Russian story, Fliagin, combines the role of the oppressor and that of the subjugated people. He is both in a sense. But, unlike many subalterns, he can speak his mind.
This book was originally written in English and then translated into Russian. I would recommend it to those interested in Russian history and cultural studies.
Although not all the points the author made were convincing, I found the idea of internal colonization interesting and worth discussing. However, the book could have been condensed. Sometimes its arguments felt repetitive.
Multiple references to Arendt, Foucault, and some other thinkers, who studied the themes of oppression, imperialism, and identity, were at times confusing, but still relevant.
December 30, 2017
Каждый человек, выросший в России, должен прочесть эту книгу. Это очень редкое исследованиео связи российской истории и постколониализма.
Когда ты растешь в России, ты учишь историю так: Древняя Русь, потом татаро-монголы, Иван Грозный, Смута, Петр, императорский период, революция. И во всем этом нарративе едва-едва упоминается завоевание Сибири (оно называется "покорение" и описано с точки зрения храбрых покорителей), почти ничего не говорится о евреях империи, о жителях Средней Азии, о Кавказе.
Я с Урала, мне 27, у меня хорошее образование; и для меня стало открытием, с какой жестокостью Российское государство уничтожало коренные народы в моем регионе и дальше на Восток; на какие деньги, добытые чьими жизнями, приобретались сокровища для Эрмитажа; какой объем насильственных переселений пережили россияне еще задолго до Сталина.
Когда я была в Португалии, меня удивило и возмутило, что они до сих пор с таким удовольствием героизируют своих потомков-колонизаторов. И только когда я прочитала Эткинда, я осознала, что в России в этом плане ситуация не лучше - из национальной памяти и национальной истории в принципе стерты слои и слои колонизаторского прошлого.
Когда ты растешь в России, ты учишь историю так: Древняя Русь, потом татаро-монголы, Иван Грозный, Смута, Петр, императорский период, революция. И во всем этом нарративе едва-едва упоминается завоевание Сибири (оно называется "покорение" и описано с точки зрения храбрых покорителей), почти ничего не говорится о евреях империи, о жителях Средней Азии, о Кавказе.
Я с Урала, мне 27, у меня хорошее образование; и для меня стало открытием, с какой жестокостью Российское государство уничтожало коренные народы в моем регионе и дальше на Восток; на какие деньги, добытые чьими жизнями, приобретались сокровища для Эрмитажа; какой объем насильственных переселений пережили россияне еще задолго до Сталина.
Когда я была в Португалии, меня удивило и возмутило, что они до сих пор с таким удовольствием героизируют своих потомков-колонизаторов. И только когда я прочитала Эткинда, я осознала, что в России в этом плане ситуация не лучше - из национальной памяти и национальной истории в принципе стерты слои и слои колонизаторского прошлого.
July 6, 2021
Аби адекватно описати суперечливу історію Росії, вважає Еткінд, не можна ігнорувати того, що він називає "внутрішньою колонізацією". Російська держава у всі періоди трактувала власну етнічну територію як матеріал для колонізації. Автор не заперечує, що в Україні, на Кавказі чи в Середній Азії росіяни були колонізаторами. Проте додає, що на своїх етнічних територіях вони самі були суб'єктом колонізації. Це проявлялось в багатьох речах: від культури вищого класу, що майже завжди наслідувала західні зразки, до деяких важливих соціальних явищ, таких як кріпацтво (етнічні росіяни були закріпаччені найдовше порівняно з іншими народами імперії). Більше того, самі російські чиновники імперського періоду охоче використовували колоніальну термінологію, а подорожі в російську «глубінку», описані російськими письменниками, дуже нагадують орієнталістські мандрівки західних інтелектуалів. Проте у постколоніальних студіях традиційно ігнорували ці сюжети і говорили лише про наслідки колоніалізму для Третього світу. Еткінд згадує дослідника Девіда Чіоні Мур, котрий описав ситуацію «подвійного мовчання»: спеціалісти з постколоніальної теорії мовчать про пострадянський простір, а совєтологи і славісти мовчать про постколоніальну теорію.
Для Заходу Росія була і залишається загадковою країною, де поєднується жорстокість, неймовірне дикунство з високою духовністю та блискучою культурою. Росія - це Схід, але Схід нетрадиційний. Щоби проілюструвати цю тезу, Еткінд згадує третій том книги Дефо про Робінзона Крузо, де головний герой подорожує Сибіром. Там, де більшість населення веде варварський спосіб життя, він зустрічає князя, якого заслали на каторгу. Робінзон пропонує йому втечу до Англії, але князь каже, що не проміняє здобуду внутрішню свободу від спокус та принад світського життя (liberty) на фізичну свободу (freedom). Князь - це представник Сходу, що мав би виявити нижчість (духовну та культурну) стосовно Заходу (Робінзона). Проте для читача зрозуміло, що саме князь у цій парі займає вижчу сходинку. Саїд, як і багато інших теоретиків постколоніальної теорії, проігнорував цю частину книги, яку він використовував для аналізу взаємин між Заходом і традиційним Сходом (проблема вибіркового читання).
Колоніалізм та насильство, що з нього випливає, мають в Росії глибокі коріння, що сягають самого початку існування держави. Рюрик та історія про його "запрошення" слов'янами - це осьовий сюжет російської історії. Він не лише вписується в логіку колонізації, але й може частково пояснити відчуття, що часто супроводжувало аристократію та освічений клас. Держава і ті, хто її уособлював, від самого початку були чужими серед своїх. Дискусії про Рюрика у 18 та 19 столітті показують, як логіка (само)колонізації працювала на користь обґрунтування імперського правління в епоху освіченого абсолютизму: вона протиставляла хаос і неможливість до самоврядування слов’ян і порядок, який приніс Рюрик (запрошений монарх).
Чи не найбільше мені сподобалось есе "Барелі хутра", де автор описує деякі важливі аспекти та перебіг російської колонізації Сибіру та Аляски. Допетровська Росія освоїла величезні простори на сході не через власну "схильніть до пригод", як це пояснювала Катерина 2. Росіяни освоїли Сибір та Аляску в погоні за хутром. Російська держава у 15-16 століття стала повністю залежною від експорту цього моноресурсу і коли попит на нього у Європі впав, у державі почалася Смута. Автор проводить паралель між залежністю російської держави від експорту хутра у 15-16 століттях та залежністю СРСР і пострадянської Росії від експорту нафти та газу (цікаво, що і хутро і нафту рахували у барелях). Натякає, що в майбутньому Росію може чекати нова Смута, викликана занепадом торгівлі нафтою і газом.
Не менш цікавим було есе "Секти і революція" про зв’язок між традицією релігійних сект та революціонерів. Найбільше уваги тут Еткінд приділяє секті хлистів, про яку у Росії існувало чимало чуток та фальшивої інформації (зокрема, про розбещеність та груповий секс у цих громадах). Поширення та культивування цих та інших чуток було частиною орієнталізації селян російською інтелігенцією та революціонерами. Інший цікавий аспект цього розділу - це те, як сектантський ідеал співжиття громади часто відповідав ідеалу революціонерів-соціалістів. Сектантство (толстовство, старообрядництво, хлисти та багато інших) залишило глибокий слід в історії Росії, про який не так часто говорять.
Загалом книга мені дуже сподобалась широтою свого діапазону, незнаними мені сюжетами і цікавими спостереженнями. Тут з'являються Достоєвський, Лєсков, Гоголь, Конрад, Кант, Гердер, російські історики 19 століття та багато інших. Безперечно, Еткінд зробив чималий внесок у заповнення тієї лакуни, що виникла між західними постколоніальними студіями та історією Росії та народів, які вона підкорила. Проте його концепція "внутрішньої колонізації", що об'єднує у книзі такі різні та відмінні одне від одного сюжети, має чимало власних проблемних моментів. Як писала Тамара Гундорова, "теза про «внутрішню колонізацію», так само як і теза про орієнталізм у стосунках до власного «іншого», себто свого не свого народу, ставлять більше запитань, аніж дають відповідей". Еткінд не дає чіткої і зрозумілої відповіді на питання: коли саме і чому почалася "внутрішня колонізація" Росії і де пролягала межа між колонізацією "зовнішньої" та "внутрішньою" (наприклад, чи була Україна кінця 19 століття ще "зовнішньою" колонією, чи вже стала "внутрішньою")? Чи був досвід "внутрішньої колонізації" Росії аж таким унікальним і чи можна його застосовувати до інших країн, що модернізувалися, освоювали нові території? ІТД
Стаття Гундорової на Критиці: https://krytyka.com/ua/articles/vnutr...
Для Заходу Росія була і залишається загадковою країною, де поєднується жорстокість, неймовірне дикунство з високою духовністю та блискучою культурою. Росія - це Схід, але Схід нетрадиційний. Щоби проілюструвати цю тезу, Еткінд згадує третій том книги Дефо про Робінзона Крузо, де головний герой подорожує Сибіром. Там, де більшість населення веде варварський спосіб життя, він зустрічає князя, якого заслали на каторгу. Робінзон пропонує йому втечу до Англії, але князь каже, що не проміняє здобуду внутрішню свободу від спокус та принад світського життя (liberty) на фізичну свободу (freedom). Князь - це представник Сходу, що мав би виявити нижчість (духовну та культурну) стосовно Заходу (Робінзона). Проте для читача зрозуміло, що саме князь у цій парі займає вижчу сходинку. Саїд, як і багато інших теоретиків постколоніальної теорії, проігнорував цю частину книги, яку він використовував для аналізу взаємин між Заходом і традиційним Сходом (проблема вибіркового читання).
Колоніалізм та насильство, що з нього випливає, мають в Росії глибокі коріння, що сягають самого початку існування держави. Рюрик та історія про його "запрошення" слов'янами - це осьовий сюжет російської історії. Він не лише вписується в логіку колонізації, але й може частково пояснити відчуття, що часто супроводжувало аристократію та освічений клас. Держава і ті, хто її уособлював, від самого початку були чужими серед своїх. Дискусії про Рюрика у 18 та 19 столітті показують, як логіка (само)колонізації працювала на користь обґрунтування імперського правління в епоху освіченого абсолютизму: вона протиставляла хаос і неможливість до самоврядування слов’ян і порядок, який приніс Рюрик (запрошений монарх).
Чи не найбільше мені сподобалось есе "Барелі хутра", де автор описує деякі важливі аспекти та перебіг російської колонізації Сибіру та Аляски. Допетровська Росія освоїла величезні простори на сході не через власну "схильніть до пригод", як це пояснювала Катерина 2. Росіяни освоїли Сибір та Аляску в погоні за хутром. Російська держава у 15-16 століття стала повністю залежною від експорту цього моноресурсу і коли попит на нього у Європі впав, у державі почалася Смута. Автор проводить паралель між залежністю російської держави від експорту хутра у 15-16 століттях та залежністю СРСР і пострадянської Росії від експорту нафти та газу (цікаво, що і хутро і нафту рахували у барелях). Натякає, що в майбутньому Росію може чекати нова Смута, викликана занепадом торгівлі нафтою і газом.
Не менш цікавим було есе "Секти і революція" про зв’язок між традицією релігійних сект та революціонерів. Найбільше уваги тут Еткінд приділяє секті хлистів, про яку у Росії існувало чимало чуток та фальшивої інформації (зокрема, про розбещеність та груповий секс у цих громадах). Поширення та культивування цих та інших чуток було частиною орієнталізації селян російською інтелігенцією та революціонерами. Інший цікавий аспект цього розділу - це те, як сектантський ідеал співжиття громади часто відповідав ідеалу революціонерів-соціалістів. Сектантство (толстовство, старообрядництво, хлисти та багато інших) залишило глибокий слід в історії Росії, про який не так часто говорять.
Загалом книга мені дуже сподобалась широтою свого діапазону, незнаними мені сюжетами і цікавими спостереженнями. Тут з'являються Достоєвський, Лєсков, Гоголь, Конрад, Кант, Гердер, російські історики 19 століття та багато інших. Безперечно, Еткінд зробив чималий внесок у заповнення тієї лакуни, що виникла між західними постколоніальними студіями та історією Росії та народів, які вона підкорила. Проте його концепція "внутрішньої колонізації", що об'єднує у книзі такі різні та відмінні одне від одного сюжети, має чимало власних проблемних моментів. Як писала Тамара Гундорова, "теза про «внутрішню колонізацію», так само як і теза про орієнталізм у стосунках до власного «іншого», себто свого не свого народу, ставлять більше запитань, аніж дають відповідей". Еткінд не дає чіткої і зрозумілої відповіді на питання: коли саме і чому почалася "внутрішня колонізація" Росії і де пролягала межа між колонізацією "зовнішньої" та "внутрішньою" (наприклад, чи була Україна кінця 19 століття ще "зовнішньою" колонією, чи вже стала "внутрішньою")? Чи був досвід "внутрішньої колонізації" Росії аж таким унікальним і чи можна його застосовувати до інших країн, що модернізувалися, освоювали нові території? ІТД
Стаття Гундорової на Критиці: https://krytyka.com/ua/articles/vnutr...
February 7, 2014
Пожалуй, книга должна очень понравится либерально настроенным читателям, поскольку главной её темой является популярный тезис о "неизменной России". От Рюрика до Ленина и от Ермака до Бонч-Бруевича в Росси существовало два класса - высший и низший, между которыми был огромный разрыв. Я знаю, что этот тезис популярен (причем с указанием, что подобный разрыв был только в России), поэтому подобное чтиво будет бальзамом на душу тем, кто заранее так думает.
На эту же "неизменность" работает и сопоставление автором роли меха в средневековой России и нефти в современной. Сравнение остроумное, но довольно-таки бессмысленное. То, что автору представляется, что в средние века существовало ясное противопоставление между промышленностью и добычей ресурсов, причем "промышленность" зависела от трудолюбия граждан (эта идея развивается на с. 111), а белки и соболя сами прыгали в ловушки (а возможно даже любезно свежевали себя сами) - довольно странно.
Так же автор вбрасывает немного клюковки в виде описания бесчинств калмыков в Кеннигсберге и описания завоевани камчатки, которое было "одним из самых кровавых в истории" (с. 78). Интересно, что эти детали не помогают автору доказать точку зрения, а скорее являются своеобразными маркерами, чтобы западный читатель (а изначально книга издана на английском языке) не дай Бог не заподозрил его в симпатиях к России. Проблема в том, что если убрать эти маркеры и противоречивые мысли, то останется не так уж много.
P.S. У книги, конечно, есть много несомненных достоинств, и она мне, в целом, понравилась. Прежде всего тем, что рассматривает историю России в контексте мировой истории, с использованием современных интеллектуальных течений - того же Фуко, Арендт, Саида, Спивак, Грамши (последний, конечно, уже 80 лет как умер, но мы запаздываем). Хотя, все эти мыслители привлекаются не всегда по делу - после десятков книг, спорящих об одном и том же (причем все более занудным языком) со времен Соловьева и Ключевского - это глоток свежего воздуха. Так что я бы порекомендовал прочесть не смотря ни на что.
На эту же "неизменность" работает и сопоставление автором роли меха в средневековой России и нефти в современной. Сравнение остроумное, но довольно-таки бессмысленное. То, что автору представляется, что в средние века существовало ясное противопоставление между промышленностью и добычей ресурсов, причем "промышленность" зависела от трудолюбия граждан (эта идея развивается на с. 111), а белки и соболя сами прыгали в ловушки (а возможно даже любезно свежевали себя сами) - довольно странно.
Так же автор вбрасывает немного клюковки в виде описания бесчинств калмыков в Кеннигсберге и описания завоевани камчатки, которое было "одним из самых кровавых в истории" (с. 78). Интересно, что эти детали не помогают автору доказать точку зрения, а скорее являются своеобразными маркерами, чтобы западный читатель (а изначально книга издана на английском языке) не дай Бог не заподозрил его в симпатиях к России. Проблема в том, что если убрать эти маркеры и противоречивые мысли, то останется не так уж много.
P.S. У книги, конечно, есть много несомненных достоинств, и она мне, в целом, понравилась. Прежде всего тем, что рассматривает историю России в контексте мировой истории, с использованием современных интеллектуальных течений - того же Фуко, Арендт, Саида, Спивак, Грамши (последний, конечно, уже 80 лет как умер, но мы запаздываем). Хотя, все эти мыслители привлекаются не всегда по делу - после десятков книг, спорящих об одном и том же (причем все более занудным языком) со времен Соловьева и Ключевского - это глоток свежего воздуха. Так что я бы порекомендовал прочесть не смотря ни на что.
June 10, 2013
Another brilliant book by Etkind, where he analyzes a special kind of colonization - a case where the elite is colonizing its own territory and people with help of the state, but itself is vulnerable to a change of status due to the fragility of the modes of differentiation. For example, somebody losing social status due to one reason or another would be treated as colonized. The problem was that the difference between colonizers and colonized in a case like Russia, where both belong to the same ethnicity and the same culture was a matter of education and appearance (bearded versus shaved) and that could have easily changed. Etkind claims that after external colonization of the North became impossible due to scarcity of furs, Russia had to turn to agriculture and thus to treat its own peasants as colonized subjects. That entailed cultural differentiation between the elite and the peasantry, emphasis on real or invented foreignness of the elite and serfdom which, according to Etkind, was not overall profitable (he claims that grain export from the areas of mass serfdom was unprofitable, since these were too far from the ports), but was upheld as part of the political arrangement within the state. Etkind also claims that this arrangement was supported by orientalist views of the exotic peasantry and, surprisingly, by the Russian literature which, due to its humanistic impulse, attracted all kinds of people and created a sort of unity within the Russian empire, an empire constantly widening its borders and its orientalist views. Even though, as Etkind points out, the enserfed were largely ethnically Russian. Overall Etkind claims that in Russia the normal experience of colonialism was as both a colonizer (a peasant sent to fight in the Caucasus) and a colonized (the same peasant in relation to Russian government and its representatives). Similar examples would be rebellious students sent to the North as colonized subjects but there working in the local administration and acting as colonizers towards the local populations. Or a Polish noble acting as a colonizer towards the peasants, but sent to Siberia as a political exile. Etc.
April 5, 2022
Заспамила друзей цитатами, одна актуальнее другой.
October 1, 2012
This is a dense, informative book. The joy of reading this volume is the variety of sources on which Etkind draws. His work is complex and he discusses a vast array of topics from a number of theoretical frameworks. He explores Russia's internal colonization through border disputes, imperialism, resource wealth and agriculture/serfdom. By contextualizing the internal colonization of Russia into the broader discourse on imperialism, Etkind makes a convincing case that Russia's relationship with its contiguous subjects were not so different from Britain's far-flung ones, for example. Indeed, Etkind's thoughts, carefully interwoven with diverse source material offer a convincing alternative to the notion of Russian exceptionalism.
Though not a scholar of history or cultural studies, I would posit that this volume is a must-read for anyone who studies colonization from either of these perspectives. It is a valuable intellectual contribution to the field of Russian/Eurasian studies and I suspect it is to the field of cultural studies/history as well.
Though not a scholar of history or cultural studies, I would posit that this volume is a must-read for anyone who studies colonization from either of these perspectives. It is a valuable intellectual contribution to the field of Russian/Eurasian studies and I suspect it is to the field of cultural studies/history as well.
March 17, 2015
Книга Алєксандра Еткінда буде цікавою усім хто хоч трішки цікавиться, культурними студіями чи загалом історією. Проте, слід відмітити грандіозність цієї книги в тому сенсі, що для нас розкривається зовсім інший світ (не бік) Російської імперії. МИ маємо можливість подорожувати у просторі і часі величезною частиною суші і спостерігати яким чином вона присвоювалась до імперії. Ми бачимо головних героїв і героїв другорядних. Знайомі для нас події, персонажі та твори тут виступають під іншим світлом і ми бачимо наскільки наші знання були поверховими, а висновки передчасним. Крім того ця книга захоплює і в-першу чергу тим грандіозним задумом який був втілений у життя....
December 9, 2022
История не учительница, а надзирательница: она ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков
©️ Ключевский
Что мы знаем о Империи? Глупый вопрос, много всего. Но, на секунду абстрагируясь от лубочных образов толстовской прозы - Курагина, хрустящего булкой и крепостных мужиков, носителей мистической народной правды, выяснится, что не очень то и много. Это знание сродни партии в Europa Universalis, где вы играете за одно из государств на политической карте. Летопись полнится датами - бунтами, войнами и переворотами. А если нацелить небесную оптику на условный мценскмй уезд, что же там? Лес, да какие-то оборванцы шастают. N рублей податей, X душ, церковь да острог. Но история это не бухгалтерская книга.
Артикулируя феномены отрицательной культурной гегемонии на фронтирах, причудливого смешения ролей колонизаторов и колонизируемых (порой внутри одного человека), поиска корней почвеннеческого, исконно русского социализма в крестьянской общине и религиозной секте, автор показывает страну словно с другой стороны. Не монументализм Александра и Николая, и не нищету ночлежек Горького, но последовательный исторический процесс. То, ка�� Россия захватывала, усмиряла, крестила, и бесконечно колонизировала окрестности и самое себя. Баррели меха, ориентализм и народничество, всё это очень интересно.
Широко отражена гомогенизирующая роль русской литературы, взглянул на многие вещи по-новому. Например, триангулярная конструкция литературных героев - Человек из Народа, Человек культуры, и русская красавица - из "Идиота" Достоевского легко переносится на исторический контекст. Настасья Филипповна это образ России, а её избранники - Рогожин и Мышкин - это народ и интеллигенция соответственно. В финале романа Настасья мертва, Рогожкин совершенно обезумел, а Мышкин разбит тяжёлым нервным параличем. Удивительным образом, в 1917 было примерно так же.
Зубодробительный русский нон-фикшн. Я понял-то процентов 40, так что точно буду перечитывать.
©️ Ключевский
Что мы знаем о Империи? Глупый вопрос, много всего. Но, на секунду абстрагируясь от лубочных образов толстовской прозы - Курагина, хрустящего булкой и крепостных мужиков, носителей мистической народной правды, выяснится, что не очень то и много. Это знание сродни партии в Europa Universalis, где вы играете за одно из государств на политической карте. Летопись полнится датами - бунтами, войнами и переворотами. А если нацелить небесную оптику на условный мценскмй уезд, что же там? Лес, да какие-то оборванцы шастают. N рублей податей, X душ, церковь да острог. Но история это не бухгалтерская книга.
Артикулируя феномены отрицательной культурной гегемонии на фронтирах, причудливого смешения ролей колонизаторов и колонизируемых (порой внутри одного человека), поиска корней почвеннеческого, исконно русского социализма в крестьянской общине и религиозной секте, автор показывает страну словно с другой стороны. Не монументализм Александра и Николая, и не нищету ночлежек Горького, но последовательный исторический процесс. То, ка�� Россия захватывала, усмиряла, крестила, и бесконечно колонизировала окрестности и самое себя. Баррели меха, ориентализм и народничество, всё это очень интересно.
Широко отражена гомогенизирующая роль русской литературы, взглянул на многие вещи по-новому. Например, триангулярная конструкция литературных героев - Человек из Народа, Человек культуры, и русская красавица - из "Идиота" Достоевского легко переносится на исторический контекст. Настасья Филипповна это образ России, а её избранники - Рогожин и Мышкин - это народ и интеллигенция соответственно. В финале романа Настасья мертва, Рогожкин совершенно обезумел, а Мышкин разбит тяжёлым нервным параличем. Удивительным образом, в 1917 было примерно так же.
Зубодробительный русский нон-фикшн. Я понял-то процентов 40, так что точно буду перечитывать.
July 18, 2013
A detailed deconstruction of several 'foundational truths' often used in popular and research literature about Russia. Among those is the 'крестьянская община/rural community', which was invented by mid-XVIII century/early 1800ies overseer of the colonies, Augustus Hauxhausen, and initially applied only to the German colonies along the Volga river. We all know that the literal understanding and application of this 'truth' had a huge human and economic cost to late-XIX century Russia and then the Soviet Union. 'потёмкинские деревни/Potemkin villages' are mentioned too, but in their original framework - as the ideal living accommodations for the religious minorities, designed and implemented by Samuel and Jeremy Bentham, under the auspices of Potemkin and as a small part of his Crimean development and settlement program. It explains the enmity felt towards Arakcheev, a prominent villain figure of the popular interpretation of Russian history, as he was using unproven methods of internal colonization, which emphasised the primate of collective over the individual. The book makes a strong point towards Russian individualism, successfully de-emphasised by the years of propaganda in Western countries and a more complete and balanced understanding of the inclusive, outside-inward, state and ethnicity formation in Russia.
January 18, 2025
Исторически-литературно обоснованная аргументация в пользу идеи России колонизирующей саму себя. Не могу оценить научное качество, потому что не историк и не филолог (?), но на дилетанский глаз это многое объясняет.
Никогда раньше не видела книг по истории России, которые что-то анализируют и пытаются вывести какие-то выводы - ну кроме совсем смешного Акунина со своим лесом/полем и монголами. А это выглядит и пахнет по-крайней мере как западная академическая литература, что вызывает доверие. Хотелось бы найти ещё что-то в этом духе.
Поздно сообразила, что надо бы делать заметки по ходу, потому что книга густая, а читала с большими перерывами.
Никогда раньше не видела книг по истории России, которые что-то анализируют и пытаются вывести какие-то выводы - ну кроме совсем смешного Акунина со своим лесом/полем и монголами. А это выглядит и пахнет по-крайней мере как западная академическая литература, что вызывает доверие. Хотелось бы найти ещё что-то в этом духе.
Поздно сообразила, что надо бы делать заметки по ходу, потому что книга густая, а читала с большими перерывами.
September 1, 2022
Can't say I didn't enjoy this collection of essays, but I think its biggest value is the list of references. Recommended to anyone who already hates Russia, certainly a book to read in this case.
March 14, 2022
5/5. Excellent read.
March 5, 2022
Provocative
Written for readers with considerable knowledge of Russian history and literature, Etkind uses postcolonial theory to shed a new and surprisingly illuminating light on both. The dismissive reviews which question the author's scholarship and intelligibility may have been posted by trolls. I found their complaints to be without merit. Nonetheless, this is not a book for readers looking for an introduction to Russian studies.
Written for readers with considerable knowledge of Russian history and literature, Etkind uses postcolonial theory to shed a new and surprisingly illuminating light on both. The dismissive reviews which question the author's scholarship and intelligibility may have been posted by trolls. I found their complaints to be without merit. Nonetheless, this is not a book for readers looking for an introduction to Russian studies.
July 14, 2022
Этой весной Александр Маркович Эткинд в фейсбуке хвастался, что у «Внутренней колонизации» в России выходит уже пятое издание. Востребованная книга, показывающая, что сейчас книги вообще не на что не влияют. Ну, или по крайней мере не влияют такие. В лучшем случае, их время ещё не пришло.
Но в моём личном рейтинге «Внутренняя колонизация» — в списке книг, которые меня полностью перепахали. Когда я читал её впервые в 2013 году, то впервые разрозненные факты о русской истории сложились у меня в систему, которой именно мысли и интуиции Эткинда дали внутренние связи и единство.
Прошло достаточно времени, чтобы признаться urbi et orbi, и прежде всего, самому себе, что через Эткинда я оказался под тотальным воздействием постколониальных теорий. Признаться в этом было нелегко: в России постколониализм на вооружении у тех, кто предъявляет счёт не столько государству, сколько — русским. И чем больше этот русский несчастен и угнетен, тем больше именно ему счет (так называемое «путинское большинство»). Годами я относился к постколониализму предвзято.
Поэтому наблюдая из своего окна хмурые тучи Карельского перешейка (места, которые часто становятся местом действия сюжетов «Внутренней колонизации»), должен признаться: эта книга будущего. Читать её сейчас самое время, готовясь к нему. Вопросы постколониальности встанут в России завтрашнего дня, сколько бы его ждать не пришлось, в полный рост.
Джеффри Хоскинг свою книгу о русских в XX веке назвал «Правители и жертвы». «Внутренняя колонизация» книга о том, как эти взаимоисключающие понятия стали содержанием русской истории. Книгу Эткинда не отличает стройность изложения — это всё-таки собрание статей, здесь много самоповторов — но зато здесь потрясающая стройность и последовательность мысли.
В России метрополией по факту являлись только государственные институты, буквально здания петербургских коллегий/министерств, а всё остальное пространство было колонизируемым. Русские регионы — это места внутренней колонизации. Остальные — внешней. Колониализм — власть над народами без их согласия. Власть сопряжена с интеллектуальной и административной работой. Русские крестьяне были такими же другими/иными для государственной элиты, как скажем, буряты или татары.
Эткинд описывает множество понятий из гуманитарной мысли, которые и сейчас отлично работают для описания российской действительности. Мне особенно запомнился «колониальный бумеранг» — практики, которые империя использует в колониях рано или поздно возвращаются в центр. Например, как извинения на камеру, которые сначала записывались только для Кадырова, сейчас стали общей практикой для всех российских силовиков.
Из личных впечатлений по главам. Пятая глава «Барелли меха» хорошо объясняет политэкономические основания русской истории. Восьмая глава «Внутренние дела»: министерство внутренних дел в Российской империи — это и есть министерство по делами колоний (ох, почитать бы про внутренний туризм в таком же контексте!). В девятой главе «История приходит к Канту» Эткинд описывает период, когда Восточная Пруссия первый раз в русской истории была колонией, и как этот опыт отложился на философии Канта. Поразился тому, как нарратив о проблемах колониализма убедительно звучит на этом примере.
Практический вывод из чтения такой: ближайший год я посвящу изучению постколониальной теории. Русские должны её взять себе на вооружение для собственного будущего, которое непременно наступит.
Но в моём личном рейтинге «Внутренняя колонизация» — в списке книг, которые меня полностью перепахали. Когда я читал её впервые в 2013 году, то впервые разрозненные факты о русской истории сложились у меня в систему, которой именно мысли и интуиции Эткинда дали внутренние связи и единство.
Прошло достаточно времени, чтобы признаться urbi et orbi, и прежде всего, самому себе, что через Эткинда я оказался под тотальным воздействием постколониальных теорий. Признаться в этом было нелегко: в России постколониализм на вооружении у тех, кто предъявляет счёт не столько государству, сколько — русским. И чем больше этот русский несчастен и угнетен, тем больше именно ему счет (так называемое «путинское большинство»). Годами я относился к постколониализму предвзято.
Поэтому наблюдая из своего окна хмурые тучи Карельского перешейка (места, которые часто становятся местом действия сюжетов «Внутренней колонизации»), должен признаться: эта книга будущего. Читать её сейчас самое время, готовясь к нему. Вопросы постколониальности встанут в России завтрашнего дня, сколько бы его ждать не пришлось, в полный рост.
Джеффри Хоскинг свою книгу о русских в XX веке назвал «Правители и жертвы». «Внутренняя колонизация» книга о том, как эти взаимоисключающие понятия стали содержанием русской истории. Книгу Эткинда не отличает стройность изложения — это всё-таки собрание статей, здесь много самоповторов — но зато здесь потрясающая стройность и последовательность мысли.
В России метрополией по факту являлись только государственные институты, буквально здания петербургских коллегий/министерств, а всё остальное пространство было колонизируемым. Русские регионы — это места внутренней колонизации. Остальные — внешней. Колониализм — власть над народами без их согласия. Власть сопряжена с интеллектуальной и административной работой. Русские крестьяне были такими же другими/иными для государственной элиты, как скажем, буряты или татары.
Эткинд описывает множество понятий из гуманитарной мысли, которые и сейчас отлично работают для описания российской действительности. Мне особенно запомнился «колониальный бумеранг» — практики, которые империя использует в колониях рано или поздно возвращаются в центр. Например, как извинения на камеру, которые сначала записывались только для Кадырова, сейчас стали общей практикой для всех российских силовиков.
Из личных впечатлений по главам. Пятая глава «Барелли меха» хорошо объясняет политэкономические основания русской истории. Восьмая глава «Внутренние дела»: министерство внутренних дел в Российской империи — это и есть министерство по делами колоний (ох, почитать бы про внутренний туризм в таком же контексте!). В девятой главе «История приходит к Канту» Эткинд описывает период, когда Восточная Пруссия первый раз в русской истории была колонией, и как этот опыт отложился на философии Канта. Поразился тому, как нарратив о проблемах колониализма убедительно звучит на этом примере.
Практический вывод из чтения такой: ближайший год я посвящу изучению постколониальной теории. Русские должны её взять себе на вооружение для собственного будущего, которое непременно наступит.
April 23, 2020
This book provided a fascinating reframing of Russian history as an exercise in self-colonization. The Russian Empire took on a different form from the British or French Empires, but many of their features can be transposed on the Russian Empire in interesting ways.
Etkind also frames the conversation through a mix of history, politics, and, interestingly, literature. He focuses on the evolution of Russian literature as providing illumination into the social heart of Russia and its people. Not only did this help illustrate the points he made, but it also allowed the reader to trace the development of Russian colonial institutions through major Russian works of art. I, for one, feel intrigued enough to seek out some of the less-familiar works to read and enjoy next!
I highly recommend this, though it may have high barriers to entry as some of the analysis will be more difficult to follow without a solid grasp of Russian history and its eras in advance.
Etkind also frames the conversation through a mix of history, politics, and, interestingly, literature. He focuses on the evolution of Russian literature as providing illumination into the social heart of Russia and its people. Not only did this help illustrate the points he made, but it also allowed the reader to trace the development of Russian colonial institutions through major Russian works of art. I, for one, feel intrigued enough to seek out some of the less-familiar works to read and enjoy next!
I highly recommend this, though it may have high barriers to entry as some of the analysis will be more difficult to follow without a solid grasp of Russian history and its eras in advance.
March 26, 2016
I would say that the author provides his readers with a very intriguing perspective of Russian colonial literature and history. What I like the most is the fact that the book inspires for exploration and learning. And even if you think that you are already prepared for another intellectual challenge, the author surprises you with new facts and his very unusual and intelligent interpretation of them. Strongly recommended.
April 2, 2018
I never finished this one. I read about 10% and thought the entire premise of the work was not worth spending any more time on.
July 6, 2022
Bold and brave modification of postcolonial theory applied to post-Soviet Russia. It is very clear that we must start the discussion about it. Five key points:
1. A country with some valuable resource, like furs or oil, that is not found everywhere else, is different from others. In such a country, much of the political economy theory cannot be applied. The state is not dependent on taxation; on the contrary, the population of such a state is dependent on the redistribution of income received from the monopoly trade. The state probably has many enemies, which means that there will be serious costs associated with security. Instead of the usual institutions of taxation, conflict resolution, and political representation, a resource-dependent state will have a severe security apparatus.
2. Serfdom appeared in the inner provinces of Russia. The closer the province was to Moscow, the higher the percentage of serfs was in it. The belt of serfs around Moscow met the needs of its defense, not the economy. Millions of serfs were white by race, Russian by language, Orthodox by religion peasants. There were almost no serfs in the landowner's possession in Northern Russia and Siberia. They were not among the Kalmyks, Kazakhs, Jews, Tatars, and other people who lived at the empire frontiers.
3. Sea empires like Great Britain expanded through conquering by sailing to new lands and making them their colonies, so the boundary between metropolis and colonies is clear. Land empires like Russian Empire expanded by conquering neighboring lands. With such an expansion model, government officials and the military constantly traveled back and forth around. Once their service in colonies at the frontiers of the empire was over, they applied their newfound skills of violence back to the capital and their hometowns, thus political administration of the inner provinces of Russia was ruled by people with profound experience in the colonial administration.
4. The empire constantly had to suppress the uprisings of Russian people (hunger riots and all) and the nationalist movements of the non-Russian peoples. Despite that, the success of Russian literature as the most successful institution of the cultural hegemony of the empire is striking. In fulfilling its function of providing a single store of cultural symbols to multilingual subjects scattered over a vast territory, literature increasingly criticized other imperial institutions. The cultural power of literature exhibited a complex dialectic: the more productive a literary text was in exercising cultural hegemony, the more critical and ultimately destructive it became for the apparatus of domination. Over three centuries, Russian literature has created a great saga of political dissent and proof of the transformative power of culture.
5. We are facing a situation of "double silence": In post-colonial theory, people remain silent about the experience of post-Soviet countries, while Slavists are silent about post-colonial theory. Why so? For many post-colonial scholars with their Marxist sympathies, socialism seems to be the best alternative to global capitalism, and they do not want to transfer the edge of their criticism from the former to the latter. On the contrary, scientists from former socialist countries are cultivating a new European identity and do not want to compare their experience with that of colleagues from Asia or Africa.
1. A country with some valuable resource, like furs or oil, that is not found everywhere else, is different from others. In such a country, much of the political economy theory cannot be applied. The state is not dependent on taxation; on the contrary, the population of such a state is dependent on the redistribution of income received from the monopoly trade. The state probably has many enemies, which means that there will be serious costs associated with security. Instead of the usual institutions of taxation, conflict resolution, and political representation, a resource-dependent state will have a severe security apparatus.
2. Serfdom appeared in the inner provinces of Russia. The closer the province was to Moscow, the higher the percentage of serfs was in it. The belt of serfs around Moscow met the needs of its defense, not the economy. Millions of serfs were white by race, Russian by language, Orthodox by religion peasants. There were almost no serfs in the landowner's possession in Northern Russia and Siberia. They were not among the Kalmyks, Kazakhs, Jews, Tatars, and other people who lived at the empire frontiers.
3. Sea empires like Great Britain expanded through conquering by sailing to new lands and making them their colonies, so the boundary between metropolis and colonies is clear. Land empires like Russian Empire expanded by conquering neighboring lands. With such an expansion model, government officials and the military constantly traveled back and forth around. Once their service in colonies at the frontiers of the empire was over, they applied their newfound skills of violence back to the capital and their hometowns, thus political administration of the inner provinces of Russia was ruled by people with profound experience in the colonial administration.
4. The empire constantly had to suppress the uprisings of Russian people (hunger riots and all) and the nationalist movements of the non-Russian peoples. Despite that, the success of Russian literature as the most successful institution of the cultural hegemony of the empire is striking. In fulfilling its function of providing a single store of cultural symbols to multilingual subjects scattered over a vast territory, literature increasingly criticized other imperial institutions. The cultural power of literature exhibited a complex dialectic: the more productive a literary text was in exercising cultural hegemony, the more critical and ultimately destructive it became for the apparatus of domination. Over three centuries, Russian literature has created a great saga of political dissent and proof of the transformative power of culture.
5. We are facing a situation of "double silence": In post-colonial theory, people remain silent about the experience of post-Soviet countries, while Slavists are silent about post-colonial theory. Why so? For many post-colonial scholars with their Marxist sympathies, socialism seems to be the best alternative to global capitalism, and they do not want to transfer the edge of their criticism from the former to the latter. On the contrary, scientists from former socialist countries are cultivating a new European identity and do not want to compare their experience with that of colleagues from Asia or Africa.
June 20, 2020
Непогана книга, дає розгорнутий погляд на колонізацію всередині Московії та на захоплених Московією землях. Якщо зовсім стиснути, то московити були водночас колонізовані і колонізаторами, але цей досвід досі залишаєтья невідображеним, необдумавним, як на самій Московії, так і за її межами. Стан "подвійного мовчання", коли дослідники колоніалізму мовчать про Московію, а совєтологи і славісти мовчать про колоніалізм.
Сам вираз "внутрішня колонізація" походить з німецької Innere Kolonisation, і мав він на початках досить обмежене значення - йшлося про освоєння східних земель всередині Німеччини в XIX-XX століттях. Але докладного співставлення з німецьким досвідом автор не дає, не дивлячись на заголовок книги. Натомість співставлень із зовнішньою колонізацією євпропейців є досхочу. Тобто за зовнішніми ознаками це була внутрішня колонізація, але за сутнісними - зовнішня, то вже є моє власне розуміння.
Поза тим, книга рясніє описом забутих явищ та співставленнь, як от співставлення моноресурсної економіки на хутрі із моноресурсною економікою на нафті, чи розбір другого роману про Робінзона Крузо, де той подорожує Московією. Також ми дізнаємось про творчу кризу Канта в часи московської окупації Кеніґсберґу, і як дитячий досвід Юзефа Конрада на Московії надав вигляду його талантам, а саме - дозволив бачити колоніалізм з обох боків. Джеремі Бентам спочатку будував паноптикони та потьомкінські села в Білорусі та Україні, а потім вже писав свої трактати про паноптикони та фікції... Вперше общину московських селян описав німець Гакстгаузен. Крім того, він ще описав дикі обряди хлистів, з відрізанням жіночих грудей та оргіями. Останнє, як виявилось, наклеп. Та й опис селянської общини дозволяв московитам визискувати зі своїх же людей, можливо в тому описі також багато вигадано. Взагалі, та община не було природньою, вона виникла поряд з колонізацією. Володимир Даль не тільки уклав перший словник московської мови, але й брав участь в комісії, що досліджувала криваві злочини євреїв. Комісія вирішила, що таки так, євреї дійсно вчинають криваві ритуали. Тут я одразу засумнівався також в правдивості його словника.
Та книзі, як не мене, бракне опуклості. Не дивлячись на густе цитування саїдів та фуко, до висновку, що мав би все прояснити, я не дійшов. Ясно тільки, що там хащі. Ясно, що історія колоніалізму, перш за все над самими собою, на Москві не усвідомлена. Також ясно, з чилсенних натяків, що Москва це не Захід, а Схід.
Окремо хотів би виділити декілька дотепних прикмет. Здається, автор і редактор мали суперечку щодо "в Україні" чи "на Україні", бо по-різному написано. Сподобалось, що писар на картині Рєпіна "Запорожці пишуть листа...", це "чоловік, схожий на Гоголя", з чого автор намагається зробити багатозначий висновок. Не знати, хто є той "чоловік, схожий на Гоголя", але намагатись дати пояснення картині, це щось. Проте пояснення не зовсім зле. Останню чаcтину своєї книги автор гарно назвав "Тягар голеної людини", але він забув що на захід від Москви усі народи вже були голені. То що на тих землях робив голений москвин зі свої тягарем?
Сам вираз "внутрішня колонізація" походить з німецької Innere Kolonisation, і мав він на початках досить обмежене значення - йшлося про освоєння східних земель всередині Німеччини в XIX-XX століттях. Але докладного співставлення з німецьким досвідом автор не дає, не дивлячись на заголовок книги. Натомість співставлень із зовнішньою колонізацією євпропейців є досхочу. Тобто за зовнішніми ознаками це була внутрішня колонізація, але за сутнісними - зовнішня, то вже є моє власне розуміння.
Поза тим, книга рясніє описом забутих явищ та співставленнь, як от співставлення моноресурсної економіки на хутрі із моноресурсною економікою на нафті, чи розбір другого роману про Робінзона Крузо, де той подорожує Московією. Також ми дізнаємось про творчу кризу Канта в часи московської окупації Кеніґсберґу, і як дитячий досвід Юзефа Конрада на Московії надав вигляду його талантам, а саме - дозволив бачити колоніалізм з обох боків. Джеремі Бентам спочатку будував паноптикони та потьомкінські села в Білорусі та Україні, а потім вже писав свої трактати про паноптикони та фікції... Вперше общину московських селян описав німець Гакстгаузен. Крім того, він ще описав дикі обряди хлистів, з відрізанням жіночих грудей та оргіями. Останнє, як виявилось, наклеп. Та й опис селянської общини дозволяв московитам визискувати зі своїх же людей, можливо в тому описі також багато вигадано. Взагалі, та община не було природньою, вона виникла поряд з колонізацією. Володимир Даль не тільки уклав перший словник московської мови, але й брав участь в комісії, що досліджувала криваві злочини євреїв. Комісія вирішила, що таки так, євреї дійсно вчинають криваві ритуали. Тут я одразу засумнівався також в правдивості його словника.
Та книзі, як не мене, бракне опуклості. Не дивлячись на густе цитування саїдів та фуко, до висновку, що мав би все прояснити, я не дійшов. Ясно тільки, що там хащі. Ясно, що історія колоніалізму, перш за все над самими собою, на Москві не усвідомлена. Також ясно, з чилсенних натяків, що Москва це не Захід, а Схід.
Окремо хотів би виділити декілька дотепних прикмет. Здається, автор і редактор мали суперечку щодо "в Україні" чи "на Україні", бо по-різному написано. Сподобалось, що писар на картині Рєпіна "Запорожці пишуть листа...", це "чоловік, схожий на Гоголя", з чого автор намагається зробити багатозначий висновок. Не знати, хто є той "чоловік, схожий на Гоголя", але намагатись дати пояснення картині, це щось. Проте пояснення не зовсім зле. Останню чаcтину своєї книги автор гарно назвав "Тягар голеної людини", але він забув що на захід від Москви усі народи вже були голені. То що на тих землях робив голений москвин зі свої тягарем?
March 20, 2020
In Internal Colonization: Russia’s Imperial Experience, Etkind has aimed to show a new perspective of the cultural history of Russia. He states that he is determined to take the ‘risky task’ of ‘incorporating different disciplines, voices, and periods’ to create a wide-ranging history of the great empire.
In his introduction, he sets out the two widely accepted and incredibly contradictory views of Russia which have been discussed by students and scholars alike. The first of these is that Russia is a ‘great country that competes successfully, though unevenly, with other European powers’, and the other is that Russia is a country rife with ‘economic backwardness, unbridled violence, misery, illiteracy, despair, and collapse’. Etkind states from the outset that he believes in both of these analyses of Russia, deeming it paramount to merge the two differing standpoints in order to create something closer to the truth.
The author has used many different quotes and opinions throughout, ranging from Russian historians to sociologists and experts on such constructs as Orientalism, in order to structure his writing. He also draws upon the outlooks of writers as diverse as Rudyard Kipling and Dostoevsky. Many other Russian authors have been woven throughout the text in order to reinforce points.
Internal Colonisation is incredibly informative. Etkind outlines the enormous span of the Tsarist empire in his introduction in order to set the scene, and includes a wealth of information with regard to border disputes, revolts and the ‘imperial resurgence of post-Soviet Russia’. He has focused attention upon three main elements – the historical, cultural and political.
Within Internal Colonisation, Etkind discusses the concept of internal colonisation within the framework of Russia, with regard to both classical and more modern definitions of the phrase. The book itself is split into four separate parts which deal with ‘The Non-Traditional Orient’, ‘Writing from Scratch’, ‘Empire of the Tsars’ and ‘Shaved Man’s Burden’. The first of these sections covers education, the language used in Russia, the class war and the concept of ‘worldliness’, the second deals with what it means to ‘colonize oneself’, the third ‘instability’ and ‘negative hegemony’ and the fourth with philosophy under Russian rule, sects and revolution.
References and dates of the more important events have been placed throughout the text, making this an extremely useful book for students. Illustrations have also been used throughout. Headings effectively split up each section and enable the reader to find exactly what they are looking for within the book.
Etkind spans a wide period within Internal Colonisation and discusses Russia not just as a separate entity, but from a wider global context. It is an extremely interesting and informative book.
In his introduction, he sets out the two widely accepted and incredibly contradictory views of Russia which have been discussed by students and scholars alike. The first of these is that Russia is a ‘great country that competes successfully, though unevenly, with other European powers’, and the other is that Russia is a country rife with ‘economic backwardness, unbridled violence, misery, illiteracy, despair, and collapse’. Etkind states from the outset that he believes in both of these analyses of Russia, deeming it paramount to merge the two differing standpoints in order to create something closer to the truth.
The author has used many different quotes and opinions throughout, ranging from Russian historians to sociologists and experts on such constructs as Orientalism, in order to structure his writing. He also draws upon the outlooks of writers as diverse as Rudyard Kipling and Dostoevsky. Many other Russian authors have been woven throughout the text in order to reinforce points.
Internal Colonisation is incredibly informative. Etkind outlines the enormous span of the Tsarist empire in his introduction in order to set the scene, and includes a wealth of information with regard to border disputes, revolts and the ‘imperial resurgence of post-Soviet Russia’. He has focused attention upon three main elements – the historical, cultural and political.
Within Internal Colonisation, Etkind discusses the concept of internal colonisation within the framework of Russia, with regard to both classical and more modern definitions of the phrase. The book itself is split into four separate parts which deal with ‘The Non-Traditional Orient’, ‘Writing from Scratch’, ‘Empire of the Tsars’ and ‘Shaved Man’s Burden’. The first of these sections covers education, the language used in Russia, the class war and the concept of ‘worldliness’, the second deals with what it means to ‘colonize oneself’, the third ‘instability’ and ‘negative hegemony’ and the fourth with philosophy under Russian rule, sects and revolution.
References and dates of the more important events have been placed throughout the text, making this an extremely useful book for students. Illustrations have also been used throughout. Headings effectively split up each section and enable the reader to find exactly what they are looking for within the book.
Etkind spans a wide period within Internal Colonisation and discusses Russia not just as a separate entity, but from a wider global context. It is an extremely interesting and informative book.
November 30, 2022
Довольно интересное научное произведение. Рассматривается довольно много необычных явлений и параллелей, вводится много новых терминов для человека незнакомого с тематикой.
Хорошая книга, чтобы начать понимать русское общество, культуру и историю.
С данными рассуждениями автора намного легче видеть, что мир, в которым мы живем, построен на искусственных элементах исторической памяти, которые преподносятся государством (каким бы ни было, имперским, советским или современным). На самом же деле все явления жизни не такие примитивные, как хотят нам передать деятели информационного влияния любых мастей.
Информация из книги позволяет даже лучше понимать текущие геополитические процессы в пост-советской России. Сложно серьёзно воспринимать требования коллективной ответственности, когда понимаешь, что русские мало отличаются от индийцев и африканцев по своей истории дискриминации и эксплуатирования в процессе колонизации, хотя русские и являются и субъектом, и объектом ее.
В любом случае, книга является хорошим подспорьем для многих тем: национализма, колониальной и пост-колониальной теорий, даже литературы. Ближе к концу автор немного теряет цельность и точность нити повествования и приводит просто отдельные менее связные в единую картину моменты, приводит меньше конкретных параллелей и явлений, и больше теоретических размышлений. Из-за этого сложнее воспринимать полноту общей идеи. Однако, судя по всему, текущая книга одна из немногих по данной тематики, для научного сообщества эта область знания и подходы к изучению внутренней колонизации не принята и осмыслена повсеместно. Поэтому и не стоит ожидать полного понимания всего. Иначе тема была бы уже полностью изучена, а поэтому уже неактуальна. А раз область все ещё в "горячей стадии", то и не стоит ожидать непреложных истин.
Хорошая книга, чтобы начать понимать русское общество, культуру и историю.
С данными рассуждениями автора намного легче видеть, что мир, в которым мы живем, построен на искусственных элементах исторической памяти, которые преподносятся государством (каким бы ни было, имперским, советским или современным). На самом же деле все явления жизни не такие примитивные, как хотят нам передать деятели информационного влияния любых мастей.
Информация из книги позволяет даже лучше понимать текущие геополитические процессы в пост-советской России. Сложно серьёзно воспринимать требования коллективной ответственности, когда понимаешь, что русские мало отличаются от индийцев и африканцев по своей истории дискриминации и эксплуатирования в процессе колонизации, хотя русские и являются и субъектом, и объектом ее.
В любом случае, книга является хорошим подспорьем для многих тем: национализма, колониальной и пост-колониальной теорий, даже литературы. Ближе к концу автор немного теряет цельность и точность нити повествования и приводит просто отдельные менее связные в единую картину моменты, приводит меньше конкретных параллелей и явлений, и больше теоретических размышлений. Из-за этого сложнее воспринимать полноту общей идеи. Однако, судя по всему, текущая книга одна из немногих по данной тематики, для научного сообщества эта область знания и подходы к изучению внутренней колонизации не принята и осмыслена повсеместно. Поэтому и не стоит ожидать полного понимания всего. Иначе тема была бы уже полностью изучена, а поэтому уже неактуальна. А раз область все ещё в "горячей стадии", то и не стоит ожидать непреложных истин.
April 19, 2024
Интересное историко-антрополочиское исследование, которое выводит в свет методы которыми Россия "изобрела саму себя". Имперское состояние это синоним нормального состояния России на протяжении позднего Средневековья и до XXI века включительно. Примечательно то, что в книге, автор открывает механизмы культурной гегемоний, которая помогла московским князам завоевать Сибири и, позже, заселить малонаселенные земли.
На мой взгляд, один из самых любопытных выводов автора, происходит когда анализируются методы колонизации Британии в Индии и внутренняя колонизация России, на примере русской и британской литератур. Основная идея состоит в том что во время британской колонизации, английские подданые путешествовали в далёкие, экзотические края, тем самым контактируя со множеством народов, тем самым развивая критическое мышление. Российские поданные, колонизирующие земли внутри страны, контактировали с теми же народами и популяциями, тем самым, оставаясь в том же интеллектуальном ограничений. Нужно сказать что, это довольно спорный момент, но как идея, она подкрепленна солидным и сравнительным анализом героев русских и британских писателей.
Книга понравилась.
На мой взгляд, один из самых любопытных выводов автора, происходит когда анализируются методы колонизации Британии в Индии и внутренняя колонизация России, на примере русской и британской литератур. Основная идея состоит в том что во время британской колонизации, английские подданые путешествовали в далёкие, экзотические края, тем самым контактируя со множеством народов, тем самым развивая критическое мышление. Российские поданные, колонизирующие земли внутри страны, контактировали с теми же народами и популяциями, тем самым, оставаясь в том же интеллектуальном ограничений. Нужно сказать что, это довольно спорный момент, но как идея, она подкрепленна солидным и сравнительным анализом героев русских и британских писателей.
Книга понравилась.
September 5, 2023
Внутренняя колонизация. Имперский опыт России (Александр Эткинд, 2013)
Формат
Киндл, 450 страниц.
4 части, каждая разбита по 3 главы в среднем, в главах подглавки.
Содержание
История России через призму колониализма + всяческое осмысление и обсасывание этого понятия.
Впечатление
Как история России - очень занятная вещь, повествование классическим образом через факты и их анализ, примерно 30% от всего текста, явная практическая польза.
Как раздувание за колониализм: берется како-то культурный продукт или факт и ни них наматываются мысли в тему или не в тему. 30% понятных рассуждений, 30% сомнительных рассуждений (притягивание за уши), 10% потерялось в непонятках (речь шла о известных мне вещах или описывались эти вещи непонятным мне способом).
Книжка скорее меня приколола, дала оптику чрезколониального взгляда + всякие прикольные факты.
Скорее советую.
Формат
Киндл, 450 страниц.
4 части, каждая разбита по 3 главы в среднем, в главах подглавки.
Содержание
История России через призму колониализма + всяческое осмысление и обсасывание этого понятия.
Впечатление
Как история России - очень занятная вещь, повествование классическим образом через факты и их анализ, примерно 30% от всего текста, явная практическая польза.
Как раздувание за колониализм: берется како-то культурный продукт или факт и ни них наматываются мысли в тему или не в тему. 30% понятных рассуждений, 30% сомнительных рассуждений (притягивание за уши), 10% потерялось в непонятках (речь шла о известных мне вещах или описывались эти вещи непонятным мне способом).
Книжка скорее меня приколола, дала оптику чрезколониального взгляда + всякие прикольные факты.
Скорее советую.
May 3, 2020
Went in expecting a straightforward overview of the subject, which this very much is not. I'm not a fan of the prose, which I found to be overwrought, nor the structure. The book is divided into sections by... theme, for lack of a better word, but each of these sections is fairly independent, and doesn't really build on the previous ones. And strange as it is to say for such a short book, but it was unnecessarily long. The ideas and information could have been expressed much more succinctly.
That said, I'm a layman without any background in the subjects and ideas expressed here other than a shallow understanding of the historical facts, so very much not the intended audience. It's quite possible that a large part of it flew over my head without me realizing it.
That said, I'm a layman without any background in the subjects and ideas expressed here other than a shallow understanding of the historical facts, so very much not the intended audience. It's quite possible that a large part of it flew over my head without me realizing it.
August 23, 2023
Книга очень нужная-как взгляд на историю России, хоть немного похожий на то, что происходило в реальности, а не в самоуспокоительных мифах.
Постулат-еще от Соловьева и Ключевского:
«История России-история страны, которая сама себя колонизует».
Любопытно про то, что народники начали «хождение в народ» с сектантов, да и вообще о связи революционных идей с сектами.
И пророчество англичанина у Лескова -которое уже второй раз сбывается:
«Этот народ зол; но и это еще ничего, а всего-то хуже то, что ему говорят ложь и внушают ему, что дурное хорошо, а хорошее дурно… за это придет наказание».
Убрал одну звезду, так как литературоведческие главы, особенно про «Нос» и «Двойника» притягивают внутреннюю колонизацию там, где она не нужна.
Постулат-еще от Соловьева и Ключевского:
«История России-история страны, которая сама себя колонизует».
Любопытно про то, что народники начали «хождение в народ» с сектантов, да и вообще о связи революционных идей с сектами.
И пророчество англичанина у Лескова -которое уже второй раз сбывается:
«Этот народ зол; но и это еще ничего, а всего-то хуже то, что ему говорят ложь и внушают ему, что дурное хорошо, а хорошее дурно… за это придет наказание».
Убрал одну звезду, так как литературоведческие главы, особенно про «Нос» и «Двойника» притягивают внутреннюю колонизацию там, где она не нужна.
May 31, 2024
"The internal colonisation" has a very distinct vibe of a book, where the author already had a conclusion, a certain world view, and then just wrote an entire book around this conclusion, cherry-picking evidence to support the thesis.
I get this impression every time a complex historical event is described as a linear journey from point A to point B, where each event logically stems from the previous one. History is not Newtonian physics (even physics is not Newtonian physics, but i digress). History is a mess, and every attempt to present it as a nice logical theory seems fishy to me.
Anyway, I didn't feel that the author did enough research and provided enough evidence to support the bold claims he makes.
I get this impression every time a complex historical event is described as a linear journey from point A to point B, where each event logically stems from the previous one. History is not Newtonian physics (even physics is not Newtonian physics, but i digress). History is a mess, and every attempt to present it as a nice logical theory seems fishy to me.
Anyway, I didn't feel that the author did enough research and provided enough evidence to support the bold claims he makes.
January 5, 2023
книга интересная, но в ней очень много лакун, которые читателем могут быть восприняты как нечто намеренное. действительно, почему разговоры были лишь о русском населении — а о других упоминания лишь вскользь? так ли с добродушием и упованием воспринимали коренные жители ориентализацию русских соседей? не совсем понятно, каким образом можно строить исследования о колониализме без постколониальной теории — или хотя бы оглядки на неё.
очень много вопросов. ставлю 3 звезды, потому что тема интересная, местами есть любопытные наблюдения и тезисы, однако общее впечатление от работы очень смешанное. но хорошо, что разговоры пошли.
очень много вопросов. ставлю 3 звезды, потому что тема интересная, местами есть любопытные наблюдения и тезисы, однако общее впечатление от работы очень смешанное. но хорошо, что разговоры пошли.
March 3, 2021
Far from good. I am really fed up with the author's style. Too many quotations!
I thought this book were on the internal colonization of Russia. It is not but on "how people thought about the internal colonization". It should be re-classified as a history-of-thoughts book rather than a history book.
I thought this book were on the internal colonization of Russia. It is not but on "how people thought about the internal colonization". It should be re-classified as a history-of-thoughts book rather than a history book.
November 5, 2024
I wanted to read about the colonization of what eventually became the Soviet republics, but this was interesting as well, especially the critique of Said and the contextualization of German greats such as Kant in the Konigsberg milieu.
Displaying 1 - 30 of 35 reviews