What do you think?
Rate this book
Собрание сочинений в 21 томах #11
Честь имею. Миниатюры
Многоплановый, остросюжетный роман. Главный герой - офицер Российского Генерального штаба, ставший разведчиком и волею судьбы оказавшийся свидетелем политических интриг империалистических кругов, заинтересованных в развязывании Первой мировой войны. Читателя не оставит равнодушным яркий образ героя, для которого превыше всего честь, долг, патриотическое служение Отечеству. Данный том дополняют исторические миниатюры автора.
672 pages, Hardcover
First published January 1, 1986
6 people are currently reading
70 people want to read
About the author
Valentin Pikul
148 books10 followersValentin Savvich Pikul (Russian: Валентин Пикуль) (July 13, 1928 - July 16, 1990) was a popular and prolific Soviet historical novelist of Ukrainian-Russian heritage. He lived and worked in Riga.
Source: Wikipedia
Source: Wikipedia
Ratings & Reviews
Friends & Following
Create a free account to discover what your friends think of this book!
Community Reviews
Displaying 1 - 7 of 7 reviews
July 24, 2025
Роман, обладавший в памяти зенки (без "рецен" и заблудшей "т", напомним) немалым личным весом, будучи перепрочитанным, навскидку, 20 лет спустя - благополучно и не без сохранения достоинства высвободился разом из таившейся всё это время меж страниц гербарийной "личности", избавившись и от биографической нагрузки, чтение, предположительно, сопровождавшей [бы] в условиях отличных от настоящих (сиречь к альтернативной реальности отношение имевших [бы] самое непосредственное). Терапевтически благотворно - концептуально же, образовавшееся пространство необходимо занять чем-то менее пространственным, неким носителем культуры; существенен однако риск, что занято оно, образовавшееся необразованное, будет продуктом качественно не слишком отличающимся от перепрочтённой "Чести.." (без сопроводительного бесовского эпитета, из глагола выводимого с меньшим трудом, чем потребовалось резиденту Алиеву, чтобы проложить путь в гости к президенту Гордону).
В немалой степени, общее впечатление от "исповеди офицера" можно свести к хамски (не академически) оттягиваемой потребности конструировать рецензию к "Войнам памяти" Шнирельмана (внимание, количеству "н" свойственно возрастать до трёх в границах одной фамилии!). Не оттого ли с некоторым укором на зенку сейчас зыркнули римские корешки Шаховской?
История биографической значимости шелапутинских римлян совпадает с той, что без всяких околичностей растворена июльским зноем года 2025 - бабушкина по отцовской линии кладовая. Бабушки не встретить было среди ценителей разобранной на цитаты демократии в 2019, не сыскать её и среди Свидетелей Внутриутробного Орка в 2022 - но не стала она свидетельницей поражения Paris Saint-Qatar уже по исключительно социетально-физическим причинам. Кладовая же "по отцовской линии" по той простой причине, что именно родитель настаивал на возвращении прихваченных к ознакомлению томов - за всю слоистость гардероба, пережившего около трёх с тремя четвертями генсеков и трёх без четверти (к моменту столкновения зенки с собственной безудержной любознательностью) избдемов; чему (занятию археологически оправданной ниши) ни новоиспечённая Лараида Крофтсон, ни бабуля её, Ирина Нестеровна, консенсусно не находили онтологического оправдания. Дойль, Диккенс, Фейхтвангер, Гашек, Беляев, Вольтер - все они в той или иной мере рождались бабушкиной Кладовой по отцовской линии.
Данный же роман неоднократно с Ириной Нестеровной обсуждался, в промежутках между гаданием сканвордов и футбольными соревнованиями при помощи импровизированных, чаще бумажных, реже тряпичных или пластиковых, снарядов - и не вспоминается сейчас ни единой дискуссии, что сопровождалась бы дискредитацией достоинства человека, не спешащего заболевать должностным шовинизмом.
Характерно впечатление: на "Чести.." (опять же, без эпитета, но допустима игра с ударением), не погрешу против истины, росли и будут расти многие поколения так называемых "военных корреспондентов" - однако язык их не будет становится богаче лирики популярного в определённых параллелограммах Ярослава Юрьевича Андронова. Валентин Саввич (для усугубления иллюзии наследственности) - человек ума, безусловно, острого, однако отточенность эта носит полемический характер. При чётком разделении авторской речи и амур-мемуаров - притязания на "особый путь" отдельных народов и их культурных коктейлей отдают, мягко говоря, душком бульварным. Роман, не взирая на год публикации и сочинения, словно бы стремится довыполнить функции, несвоевременно извлечённые прямиком из, прошу простить натурализм, ненасытного Гастра товарища Ярославского. Пикуля можно приводить в качестве [яркого] примера писателя, не решающегося критически рассматривать сам материал, служащий производству недобросовестного чиновничества, служащего вообще; будто бы и "вслед за Булгаковым" Пикуль упоминает Эпидемию щелкосемянную, ограничивая пик её персоной Керенского - пусть наномахина, ведомая Валиком, станет среди Аральского моря под одним лишь весом обсевших шедевр отечественного изобретательства сертифицированных Дунек - и тогда "честь" не позволит офицеру генштаба не обнаружить в таком неприглядном событии признаков преступной халатности (в лучшем случае) инженера-конструктора, не желавшего, ленившегося учитывать особенности транспортировки славянской ду_шонки в сужающих многогранность её низкооплачиваемых дарований географических пределах.
Исторические составляющие, в частности, ситуация в Боснии во время Австро-Венгерского правления - изображены достоверно, а таки "изображены"; то есть не "переданы" (в сравнении с той же, единокладовой, Шаховской), потому как остроумие великороса 1899 года мало чем отличится от остроумия папуаса, обнаруживаемого на тех же территориях, называемых онлайн-платформами 300 лет спустя.
Кто не оскорбится, тот задумается.
Сообщений о "налоге на траву" пока отыскать не удалось; "секретные архивы", якобы спущенные австрийцами в сербском катере по Дунаю после Версальского мира, сербами же, по предположению исповедующегося генштабиста, потопленном - любопытный сценарий, но какой проверке, не считая российских или австрийских источников, может подлежать их, архивов, содержимое? Формальное покровительство испанского короля персонам с российским подданством, притеснявшимся в Берлине - не делает означенных персон (и совокупных славян) пострадавшими более переселенцев из немцев, оказавшихся на пересечении армянских, азербайджанских и советских программ в первой половине ХХ века; загадочные обстоятельства изсчезновения протокола Сараевского процесса загадочны прежде всего неполноценностью концептуальной роли, определяемой им рамками перенасыщенной загадочностью исповеди [далеко не] последнего Гурджиева российского Генштаба; а конкуренция между сенегальцами и русскими в Салониках во время I Мировой напрямую противоречит специфике современных межконтинентальных отношений, и может быть оспорена, как минимум, двумя представителями таковых, чьи шестизначные фамилии не теряют символической связи с глубоко философскими категориями Времени и Славы.
Тем не менее: части бесценного исторического дискурса в компании бабушки суждено бы было не свершиться вне наличия этой книги под носом, до сих пор не разучившимся не реагировать на избыток пыли на соседних полках, у прокравшейся в кладовую внучки.
В немалой степени, общее впечатление от "исповеди офицера" можно свести к хамски (не академически) оттягиваемой потребности конструировать рецензию к "Войнам памяти" Шнирельмана (внимание, количеству "н" свойственно возрастать до трёх в границах одной фамилии!). Не оттого ли с некоторым укором на зенку сейчас зыркнули римские корешки Шаховской?
История биографической значимости шелапутинских римлян совпадает с той, что без всяких околичностей растворена июльским зноем года 2025 - бабушкина по отцовской линии кладовая. Бабушки не встретить было среди ценителей разобранной на цитаты демократии в 2019, не сыскать её и среди Свидетелей Внутриутробного Орка в 2022 - но не стала она свидетельницей поражения Paris Saint-Qatar уже по исключительно социетально-физическим причинам. Кладовая же "по отцовской линии" по той простой причине, что именно родитель настаивал на возвращении прихваченных к ознакомлению томов - за всю слоистость гардероба, пережившего около трёх с тремя четвертями генсеков и трёх без четверти (к моменту столкновения зенки с собственной безудержной любознательностью) избдемов; чему (занятию археологически оправданной ниши) ни новоиспечённая Лараида Крофтсон, ни бабуля её, Ирина Нестеровна, консенсусно не находили онтологического оправдания. Дойль, Диккенс, Фейхтвангер, Гашек, Беляев, Вольтер - все они в той или иной мере рождались бабушкиной Кладовой по отцовской линии.
Данный же роман неоднократно с Ириной Нестеровной обсуждался, в промежутках между гаданием сканвордов и футбольными соревнованиями при помощи импровизированных, чаще бумажных, реже тряпичных или пластиковых, снарядов - и не вспоминается сейчас ни единой дискуссии, что сопровождалась бы дискредитацией достоинства человека, не спешащего заболевать должностным шовинизмом.
Характерно впечатление: на "Чести.." (опять же, без эпитета, но допустима игра с ударением), не погрешу против истины, росли и будут расти многие поколения так называемых "военных корреспондентов" - однако язык их не будет становится богаче лирики популярного в определённых параллелограммах Ярослава Юрьевича Андронова. Валентин Саввич (для усугубления иллюзии наследственности) - человек ума, безусловно, острого, однако отточенность эта носит полемический характер. При чётком разделении авторской речи и амур-мемуаров - притязания на "особый путь" отдельных народов и их культурных коктейлей отдают, мягко говоря, душком бульварным. Роман, не взирая на год публикации и сочинения, словно бы стремится довыполнить функции, несвоевременно извлечённые прямиком из, прошу простить натурализм, ненасытного Гастра товарища Ярославского. Пикуля можно приводить в качестве [яркого] примера писателя, не решающегося критически рассматривать сам материал, служащий производству недобросовестного чиновничества, служащего вообще; будто бы и "вслед за Булгаковым" Пикуль упоминает Эпидемию щелкосемянную, ограничивая пик её персоной Керенского - пусть наномахина, ведомая Валиком, станет среди Аральского моря под одним лишь весом обсевших шедевр отечественного изобретательства сертифицированных Дунек - и тогда "честь" не позволит офицеру генштаба не обнаружить в таком неприглядном событии признаков преступной халатности (в лучшем случае) инженера-конструктора, не желавшего, ленившегося учитывать особенности транспортировки славянской ду_шонки в сужающих многогранность её низкооплачиваемых дарований географических пределах.
Исторические составляющие, в частности, ситуация в Боснии во время Австро-Венгерского правления - изображены достоверно, а таки "изображены"; то есть не "переданы" (в сравнении с той же, единокладовой, Шаховской), потому как остроумие великороса 1899 года мало чем отличится от остроумия папуаса, обнаруживаемого на тех же территориях, называемых онлайн-платформами 300 лет спустя.
Кто не оскорбится, тот задумается.
Сообщений о "налоге на траву" пока отыскать не удалось; "секретные архивы", якобы спущенные австрийцами в сербском катере по Дунаю после Версальского мира, сербами же, по предположению исповедующегося генштабиста, потопленном - любопытный сценарий, но какой проверке, не считая российских или австрийских источников, может подлежать их, архивов, содержимое? Формальное покровительство испанского короля персонам с российским подданством, притеснявшимся в Берлине - не делает означенных персон (и совокупных славян) пострадавшими более переселенцев из немцев, оказавшихся на пересечении армянских, азербайджанских и советских программ в первой половине ХХ века; загадочные обстоятельства изсчезновения протокола Сараевского процесса загадочны прежде всего неполноценностью концептуальной роли, определяемой им рамками перенасыщенной загадочностью исповеди [далеко не] последнего Гурджиева российского Генштаба; а конкуренция между сенегальцами и русскими в Салониках во время I Мировой напрямую противоречит специфике современных межконтинентальных отношений, и может быть оспорена, как минимум, двумя представителями таковых, чьи шестизначные фамилии не теряют символической связи с глубоко философскими категориями Времени и Славы.
Тем не менее: части бесценного исторического дискурса в компании бабушки суждено бы было не свершиться вне наличия этой книги под носом, до сих пор не разучившимся не реагировать на избыток пыли на соседних полках, у прокравшейся в кладовую внучки.
July 25, 2019
Поднят большой слой интересных исторических фактов, но само изложение материала очень уж тяжеловесно. Правильной оценкой было бы 3.5
October 5, 2020
Единственное чтение, которое помогло мне запомнить последовательность царей и императоров Российской империи. Легко и интересно!
July 25, 2015
Ну что можно сказать? С художественной точки зрения роман, как мне кажется, не самый удачный. Личность героя так и осталось не вполне раскрытой, какие-то повороты сюжета неправдоподобны.. Но читал с интересом, во-первых, как напоминание о фактах российской истории в период до и в период Первой мировой войны. Гибель армии Самсонова в Восточной Пруссии в 1914 году описана очень драматично. Не понимаю, каким местом должны были думать в Ставке или Генштабе, чтобы назначить во главе двух ударных армий, которые должны были взаимодействовать в рамках нашего первого наступления ПМВ, личных врагов - генералов Самсонова и Ранненкампфа.
Во-вторых, самое интересное - это описание перипетий истории Сербии в период до ПМВ. Вот это для меня было новостью. Никогда об этом ничего не читал. Ну вроде Гаврила Принцип убил Франца-Фердинанда, наши вступились за братьев-славян..., а в чем там реальная подоплека этого повода к войне, я не знал. А тут вся картина разведсхем и заговоров развернута на полкниги... Насколько все достоверно описано, трудно сказать, надо почитать историческую литературу: уж очень много параллелизма с нашим днем...
Во-вторых, самое интересное - это описание перипетий истории Сербии в период до ПМВ. Вот это для меня было новостью. Никогда об этом ничего не читал. Ну вроде Гаврила Принцип убил Франца-Фердинанда, наши вступились за братьев-славян..., а в чем там реальная подоплека этого повода к войне, я не знал. А тут вся картина разведсхем и заговоров развернута на полкниги... Насколько все достоверно описано, трудно сказать, надо почитать историческую литературу: уж очень много параллелизма с нашим днем...
May 10, 2020
Для советского школьника неплохая книга.
August 14, 2016
А стоит ли верить анонимным источникам, якобы подбрасывающим мемуары известным писателям? Они порой о таком рассказывают, что плохо соответствует действительности. Например, мемуары некоего офицера царской и в дальнейшем генерала советской армии за авторством Валентина Пикуля служат ярким тому доказательством. Главный герой произведения «Честь имею» аналогичен Мюнхгаузену, поскольку берёт на себя сверх возможного и воистину должен быть человеком-эпохой, настолько многое он видел и в ещё большем количестве событий принял участие лично.
(c) Trounin
(c) Trounin
September 19, 2017
Так себе. Как художественная литература по нынешним меркам уже не так увлекательно. Но как историческую почитать любопытно.
Хотя тоже надо помнить о личном отношении автора.
Хотя тоже надо помнить о личном отношении автора.
Displaying 1 - 7 of 7 reviews