Помпадуры и помпадурши

by Mikhail Saltykov-Shchedrin, Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Серия очерков Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина (1826—1889), впервые опубликованная в 1863-1874 году.

378 pages, Kindle Edition

First published February 1, 1982

About the author

Mikhail Saltykov was born on 27 January 1826 in the village of Spas-Ugol (modern-day Taldomsky District of the Moscow Oblast of Russia) as one of the eight children (five brothers and three sisters) in the large Russian noble family of Yevgraf Vasilievich Saltykov (1776—1851) and Olga Mikhaylovna Saltykova (née Zabelina) (1801—1874). His father belonged to an ancient Saltykov noble house that originated as one of the branches of the Morozov boyar family. According to the Velvet Book, it was founded by Mikhail Ignatievich Morozov nicknamed Saltyk (from the Old Church Slavonic word "saltyk" meaning "one's own way/taste"), the son of Ignaty Mikhailovich Morozov and a great-grandson of the founder of the dynasty Ivan Semyonovich Moroz who lived during the 14-15th centuries. The Saltykov family also shared the Polish Sołtyk coat of arms. It gave birth to many important political figures throughout history, including the Tsaritsa of Russia Praskovia Saltykova and her daughter, the Empress of Russia Anna Ioannovna.

Saltykov's mother was an heir to a rich Moscow merchant of the 1st level guild Mikhail Petrovich Zabelin whose ancestors belonged to the so-called trading peasants and who was granted hereditary nobility for his handsome donation to the army needs in 1812; his wife Marfa Ivanovna Zabelina also came from wealthy Moscow merchants. At the time of Mikhail Saltykov's birth, Yevgraf was fifty years old, while Olga was twenty five. Mikhail spent his early years on his parents' large estate in Spasskoye on the border of the Tver and Yaroslavl governorates, in the Poshekhonye region.

"In my childhood and teenage years I witnessed serfdom at its worst. It saturated all strata of social life, not just the landlords and the enslaved masses, degrading all classes, privileged or otherwise, with its atmosphere of a total lack of rights, when fraud and trickery were the order of the day, and there was an all-pervading fear of being crushed and destroyed at any moment," he remembered, speaking through one of the characters of his later work Old Years in Poshekhonye. Life in the Saltykov family was equally difficult. Dominating the weak, religious father was despotic mother whose intimidating persona horrified the servants and her own children. This atmosphere was later recreated in Shchedrin's novel The Golovlyov Family, and the idea of "the devastating effect of legalized slavery upon the human psyche" would become one of the prominent motifs of his prose. Olga Mikhaylovna, though, was a woman of many talents; having perceived some in Mikhail, she treated him as her favourite.

The Saltykovs often quarrelled; they gave their children neither love nor care and Mikhail, despite enjoying relative freedom in the house, remembered feeling lonely and neglected. Another thing Saltykov later regretted was his having been completely shut out from nature in his early years: the children lived in the main house and were rarely allowed to go out, knowing their "animals and birds only as boiled and fried." Characteristically, there were few descriptions of nature in the author's works.

Reviews

[Майя Ставитская · Rating 5 out of 5]

The phenomenon of Saltikov-Shchedrin in today`s frightening relevance. It`s as there has`nt been a hundred and fifty years, since the book was written. In fact, a lot has changed for the better. But mainly due to evolutionary development and technological progress.

Life gives the average person ore opportunity to escape. One creates his own paradise on six acres his own dacha. Another feeds five fish and five loaves of bread to a hundred thousand of subscribers of his culinary channel. The third create himself, virtual in the image and likeness of mass-media idols. And all, to a greater or lesser extent, emigrate to network community of interest.

Я вам закон, милостивые государи. Я — закон, и больше никаких законов вам знать не нужно
– А ну, например, ежели в часть попадешь?
– До сих пор Бог миловал. А ежели когда попадем, тогда и узнаем.
Феномен Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина в сегодняшней его пугающей актуальности. Словно бы и не было полутора сотен лет, прошедших со времени, когда книга писалась. На самом деле, многое изменилось к лучшему. Но, главным образом в силу эволюционного развития и технического прогресса.

Жизнь дает обывателю больше возможностей сбежать от проклятой темы "как нам обустроить Россию". Один создает свои райские кущи на шести сотках собственной дачи; другой кормит пятью рыбами и пятью хлебами сто тыщ подписчиков своего кулинарного канала; третий творит себя, виртуального, по образу и подобию масс-медиа кумиров. И все, в большей или меньшей степени, эмигрируют во внутреннюю Монголию сетевых сообществ по интересам.

Что хорошо, потому как содействует ослаблению уицраора российской государственности Жругра и позволяет надеяться на лучшее. Это еще что за хрень? Не хрень, а применение адекватного инструмента для понимания того, с чем традиционные способы постижения не работают. Мы же с вами недоумеваем, почему в России ничего не меняется. Ни дореволюционная историческая наука не дала ответа, ни диалектический материализм, ни современность. А метаистория по Даниилу Андрееву совершенно объясняет.

Вопреки распространенному мнению, главные наши беды не дураки и дороги, не "пьют и воруют" и даже не чиновники. Вопреки не менее распространенному - умом Россию понять вполне возможно. Хотя для этого нужно признать, что современный уровень развития общественных наук (история, обществознание, социология, культурология) далек от изречения истин в последней инстанции - и позволить себе непредвзято взглянуть в сторону того, что среди просвещенных современников принято считать унылой фэнтезятиной или шизофреническим бредом.

По Андрееву, всякий народ имеет воплощение государственности - уицраор, созданный для объединения нации, защиты ее интересов от внешних посягательств, воплощения общих масштабных целей. Это такое неизбежное зло - скрепа, без которой неминуемо сползание в хаос и анархию. Российский уицраор, Жругр, силен необычайно, так как в неблагоприятных климатических и географических условиях, ему делегировано больше полномочий, чем абсолютному большинству созданий той же природы в других странах. Триада "Православие. Самодержавие. Народность" - в сути его девиз, а центростремительность - единственный способ действий.

Михаил Евграфович уже тогда, полтора столетия назад, считал ключом к решению многих вопросов государственного управления децентрализацию, придание субъектам большей самостоятельности, выборность власти из числа местных представителей, внимание к особенностям и обычаям народов, населяющих губернию. А он знал, что говорит, сам будучи представителем высшей государственной бюрократии - чиновником по особым поручениям. Тогда, как, впрочем, и теперь, все остается в сфере утопических мечтаний.

Теперь о книге. Название "Помпадуры и помпадурши" - отсылка к фаворитке Людовика XV, маркизе де Помпадур, чье имя органично пересело на российскую почву, скрестившись с "самодуром", породив вполне жизнеспособный гибрид "помпезный самодур" (семантика, однако). Помпадуры С-Щ - практически всегда губернаторы, очень редко просто высшее чиновничество. Другое дело, что площадями и богатствами субъекты хозяйствования сильно отличаются: один край всероссийская житница и здравница со всякими ништяками, кроет как бык овцу другой, где кроме навоза никаких природных богатств отродясь не бывало.

Помпадурши - фаворитки последних, из числа местных светских львиц. То есть, не жена, не любовница-содержанка, но именно располагающая неограниченным влиянием на губернатора дама, употребляющая его к себе расположение, как правило, для личного обогащения. Этот институт у нас сегодня изжит (или мне так кажется в силу моей удаленности от властей предержащих), нынешние наши что уворуют - в дом, все в дом.

О структуре. Пятичастная, первая часть включает три новеллы: "Прощаюсь, ангел мой, с тобой", "Старый кот" и "Старая помпадурша", герои которых смещенные с должностей губернаторы, покидающие свои палестины. В последнем случае прекрасная добрая Надин, долго хранившая верность своему помпадуру, все же уступает домогательствам нового, совершенно переменившись к финалу в сторону склочности и стервозности записной щучки-сучки.

Вторая: "Здравствуй милая, хорошая моя", "На заре ты ее не буди" и "Она еще едва умеет лепетать" - путь помпадура из золотой молодежи Митеньки Козелкова, юноши ума небольшого, но в целом незлобного, из умеренного либерала превращающегося в совершенного цербера.

Третья: "Сомневающийся", "Он", "Помпадур борьбы", о реакционном закручивании гаек, в подобие которого вступает сегодняшняя Россия (да, у нас все по кругу). Помпадур, который с удивлением узнает, что есть еще и закон, и это открытие совершенно выбивает почву у него из-под ног; другой из реформатора становится фаталистом, вплоть до того, что пожары не тушит; третий - недоросль Феденька Кротиков, на протяжении рассказа трансформируется из прекраснодушного мечтателя в подобие местного Ивана Грозного.

Четвертая, "Зиждитель" о Сереже Быстрицине, направленным помпадуром в Паскудск и добившемся неустанным радением, чтобы городок сей исчез с карт и из реестров (вот она, чаемая Щедриным децентрализация). И все налаживается у них. "Единственный" - это такой простой и авторитетный мужик в помпадурах, который заботится о вверенном его попечению крае, а рвение перенаправляет на помпадуршу из таких же простых бабенок, пресекая любые поползновения непотизма.

Пятая "Мнения знатных иностранцев", уж очень грустна и нелестна для наших чиновников. Все это было бы смешно, когда бы ни было так грустно. А все же, пока живем, надеемся.

[Станислав · Rating 4 out of 5]

"Губернаторы и губернаторши", скорее "губернаторки", речь идёт не о женщинах на посту или жёнах, а любовницах сановников. Хотя это тоже почти что пост.

По причине более внимательного чтения мне этот цикл понравился больше, чем "История одного города". Конечно получения наибольшего удовольствия надо знать детали внутренней жизни Российской Империи второй половины 60-х - первой половины 70-х годов. Это журнальная литература, тут много сиюминутного, но к сожалению, и много вечного. Истории очень различны по стилю и по духу. Не всё мне близко, но многое очень нравилось и нравилось узнавать контекст произведения, спасибо комментариям. И при журнальных и отдельных публикациях цикл подвергался тяжёлой цензуре (высмеивать губернаторов - их ведь Царь назначает!), так что установить "авторский вариант текста" не всегда возможно. В общем, цикл требует интеллектуальной работы для понимания, что не способствует его читательской популярности.
Особо мне понравились рассказы о Козелкове: такая эволюция от Хлестакова в Губернаторы. Далеко не худший вариант.

[Trounin · Rating 3 out of 5]

Каков народ – такие государи. Так есть ли толк ругать государей народу? Кто из народа в государи не пойди – всё повторится в тех же красках. Изредка случается необычное – в государи выбиваются дельные люди. Но примет ли таких деятелей народ? Люди окажутся ещё более недовольными, в конечном счёте заслужив бытовавшее до того к ним отношение. Салтыков критически относился к государям, потому как сам, по роду деятельности, к оным относился. Не раз он сказывал про творимые государями беспорядки, вернее – творимые ни к чему не обязывающие порядки. Конечно, под государем следует понимать любое лицо, наделённое властными полномочиями, особенного губернаторов, являющихся наместниками правителя. Их-то Салтыков и назвал помпадурами, в сатиристической манере отображая будни сих поместных властителей.

(c) Trounin

[Polina · Rating 4 out of 5]

Good satire as usual and very appealing to modern Russia, but I was not able to finish the book because it gotten a bit too boring and started wondering around some vague concepts related to Czar Russia's officials absurd behaviour.

[Richard Thompson · Rating 2 out of 5]

Saltykov-Shchedrin is much admired by Russians, but his books are hard to find in English translation. A few years ago I stumbled upon an English version of The Golovyov Family and enjoyed it quite a bit, so when I found The Pompadours, I was looking forward to a good read. Unfortunately, this satire of Russian provincial governors of the later nineteenth century was far less amusing than I had hoped. The characters are shallow, and the social critique is not particularly deep or inspiring. Saltykov tries to write like Gogol -- there are elements of Gogol's elliptical style and Gogol's use of confusion and omission as the basis for humor. His characters have a bit of Gogol's poshlust and a couple of them, Nozdrev and Khlestakov, even take their names from Gogol, but Saltykov does not have Gogol's inventiveness, so the whole thing just lacks the sense of fun that you get from Dead Souls and The Inspector General. It's not all a slog; Saltkov has some good moments, such as the hermit, who above all cannot abide solitude, and the philosophies of "for the time being" and "up to a point", which are wonderful shallow/deep ways of looking at the world that rival some of the philosophies of Lucy van Pelt.