What do you think?
Rate this book
Роман-воспоминание
Судьба Анатолия Рыбакова (1911–1998), автора романов «Тяжелый песок», «Дети Арбата», «Прах и пепел», завоевавших всеобщее признание, вместила в себя ключевые моменты истории нашей страны в XX веке. Долгая жизнь писателя легла на страницы произведения, названного лаконично и всеобъемлюще — «Роман-воспоминание».
Файл электронной книги подготовлен в Агентстве ФТМ, Лтд., 2013.
Файл электронной книги подготовлен в Агентстве ФТМ, Лтд., 2013.
- GenresMemoir
470 pages, Kindle Edition
First published January 1, 1997
6 people are currently reading
19 people want to read
About the author
Anatoly Rybakov
26 books90 followersAnatoly Naumovich Rybakov (Russian: Анатолий Наумович Рыбаков; January 14, 1911 – December 23, 1998) was a Soviet and Russian writer, the author of the anti-Stalinist Children of the Arbat tetralogy, novel Heavy Sand, and many popular children books including Adventures of Krosh, Dirk, Bronze Bird, etc. One of the last of his works was his memoir The Novel of Memoirs (Роман-Воспоминание) telling about all the different people (from Stalin and Yeltsin, to Okudzhava and Tendryakov) he met during his long life. Writer Maria Rybakova is his granddaughter.
Ratings & Reviews
Friends & Following
Create a free account to discover what your friends think of this book!
Community Reviews
Displaying 1 - 2 of 2 reviews
October 20, 2017
Интереснейшая книга о непростой судьбе писателя. Рекомендую всем, особенно тем, кто читал книги Рыбакова.
July 29, 2017
When you read this: “5 ноября 1933 года арестован и Особым совещанием коллегии ОГПУ осужден на 3 года ссылки по статье 58-10 (Контрреволюционная агитация и пропаганда). По окончании ссылки, не имея права жить в городах с паспортным режимом, скитался по России” and know that the person was one of “officially recognized and acclaimed” Soviet writers, with books published all over the USSR (“Кортик,” “Бронзовая птица,” “Приключения Кроша,” “Каникулы Кроша,” “Неизвестный солдат”) and movies created on their basis, plus “Сталинская премия второй степени (1951),” you wonder how this happened, right? Futhermore, this writer was the author of “Тяжелый песок” and “Дети Арбата” — and these books were written in Soviet times and did not change the author into a dissident, a forced emigrant, a GULAG prisoner, or something like that. So, I was curious about reading his memoirs.
“Роман-воспоминание” is a biographical book written by Анатолий Рыбаков in the last years of life, when he was in his 80s, and the writer died the next year after the book — which was his last book — was published. The term “роман” should not confuse — it is just regular memoirs. More exactly, the book contains some memoirs and some reflections, mostly about general historical/political aspects. It’s hard to tell why the memoirs look not especially comprehensive — due to inability or unwillinnes of the author to write about everything, but you feel clearly some large gaps about many things, while he is very detailed and accurate about many others. I listened to an audiobook, and my USB flash drive sometimes acts weirdly, mixing treks, so, listening to the book, I constantly suspected that it “jumped” again at some place, but then I checked it out in text form and saw that the order of the treks was OK, it was just such narration, with some strange leaps over years and events.
Nevertheless, even considering the age of the writer and the manner of representation of his biography, the author did not look to me disoriented or unintelligent or something. Quite the contrary: his mind was apparently very clear and consistent, and he made a point that he said everything that he wanted to. He looks like an intelligent and decent person, although his political views and his opinions about various aspect of history are a difficult question. (In short: he believed that the USSR was great, and the whole idea of a socialist/communist state was perfect, and Lenin was a brilliant leader, but Stalin was a jerk and messed it all up, etc.) However, you want to argue with him and try to dissuade him about some things rather than reject his ideas and opinions completely as rubbish, because you feel respect to Анатолий Рыбаков and are greatful to him for many things.
“Понимал ли я, что мы своими книгами, пьесами, картинами помогаем власти? Понимал. Но утешал себя мыслью, что служу не только власти, но и народу, стране, за которую воевал, ее культуре, служу, но не прислуживаю, не участвую ни в каких верноподданнических акциях, утешал себя мыслью, что «Водители» – честная книга, а «Кортик» – повесть о революции – служит не Сталину, а идее, которую он сокрушил. В стране развивается антисемитская кампания, прикрытая словами «борьба с космополитизмом». Но я не единственный еврей в литературе, искусстве, науке. Все живут, работают, и я должен работать. Надежда на то, что после войны все изменится, не оправдалась. И все же вера в будущее не должна покидать нас. Мне 39 лет. Достаточно я нахлебался всего, могу пожить как человек. Если дадут, конечно.
Наверняка рано или поздно мое прошлое откроется. Но чем известнее я становлюсь, тем безопаснее. Рядового инженера посадить просто. Но если я получу Сталинскую премию, то есть официальное признание правительства, посадить меня можно будет только с санкции правительства. Решатся ли «органы» загружать его столь мелким делом – анкету человек не так заполнил? Не думаю. Значит, вопрос стоит так: разоблачат меня до того, как я получу Сталинскую премию, или после.”
The most interesting and quite shocking parts of the book for me were those pages where Анатолий Рыбаков described the fate of his most important books, “Тяжелый песок” and “Дети Арбата.” It is mostly understandable regarding “Дети Арбата,” of course, although it is still pretty outrageous to read about all those rejections and demands of the censorship even in the 1980s! The story of “Тяжелый песок” is even more unbelievable, and it’s a great illustration to the huge problem of state-level anti-Semitism and Holocaust-deniers in the USSR. So I recommend reading this book at least for these parts, because they are very illuminative about many things.
Can you imagine that Анатолий Рыбаков was forced even to change the title of the book from “Рахиль” to “Тяжелый песок” because “Рахиль” looked “too Jewish”? Look at this, it’s 1978:
“Я не был знаком с Ананьевым, но знал члена редколлегии журнала Григория Бакланова, тоже писателя военного поколения, и попросил его передать мою рукопись Ананьеву. Бакланов прочитал роман.
– Знаешь, Толя, боюсь, не получится. Я уж не говорю о тридцать седьмом. Но евреи… Ананьев вряд ли станет рисковать.
– Я прошу об одном – передай рукопись Ананьеву и скажи: «Рыбаков просит прочитать».
– Ананьев сейчас в отпуске.
– Тем лучше. Положи ему на стол.
Он взял рукопись, отвез в журнал, положил на стол Ананьеву. Тот вернулся из отпуска, нашел на столе мой роман, взял, прочитал, позвонил мне, пригласил в редакцию и объявил, что согласен печатать, если я приму поправки. Что за поправки? Прочитают другие товарищи в редакции и дадут заключение.
Не буду отнимать у читателя время рассказом о перипетиях романа в журнале. Приведу лишь несколько пунктов из длиннейшего (на трех страницах) заключения:
«Редакционное заключение по роману А. Рыбакова „Рахиль“.
Во всех эпизодах романа Великой Отечественной войне будет придан характер общенародного, общенационального бедствия, а нацизму – как идеологии, направленной против всего человечества, а не только против евреев.
Из романа будут полностью исключены имена Сталина, Молотова, Достоевского и связанные с ними рассуждения.
Полностью исключаются история ареста и гибели Льва Рахленко и вообще все, что имеет отношение к политическим процессам 37 – 38 гг.
Призыв Рахили должен быть обращен не только к мужчинам-евреям, а ко всем людям.
Название «Рахиль» заменить на другое.
Город Цюрих заменить на любой другой германоязычный город Швейцарии.
9.3.78 г. Зав. отделом прозы Н. Крючкова».
Все остальные пункты того же типа: убрать, снять, заменить, не «евреи», а вообще «люди» и так далее и тому подобное. Заключение писал заместитель главного редактора Владимир Жуков. Не понимал: сколько ни исключай из романа слово «еврей», роман о евреях, и никуда от этого не денешься.
Название романа я заменил на «Тяжелый песок», взял из Библии (книга Иова): «Если бы была взвешена горесть моя, и вместе страдания мои на весы положили, то ныне было бы оно песка морского тяжелее: оттого слова мои неистовы».
Труднее было с политической линией, с процессами тридцатых годов, характеристиками Сталина, Молотова. Думал: соглашаться, не соглашаться? Как по живому резать. Лев Рахленко в романе расстрелян, как «враг народа» – пришлось его бросить под поезд. Антисемитские листовки с текстом из Достоевского, которые разбрасывали немцы на фронте, я заменил текстами Кнута Гамсуна. Но все-таки что-то удастся сказать. Ведь даже саму цифру уничтоженных евреев – шесть миллионов – скрывали, впервые у нас она была названа в моем романе.
Из-за купюр и поправок роман, конечно, обеднел, но главный его пафос все-таки сохранился.
У «Октября» было одно преимущество, весьма существенное. Если журнал «Новый мир» собирался печатать роман в трех номерах, то цензор требовал представить ему весь роман и, только прочитав его целиком, визировал первый кусок. В надежном «Октябре» цензор читал очередной номер, не требуя всего произведения. Так получилось и со мной. Прочитал цензор первую часть, вроде ничего крамольного – предреволюционный еврейский городок на Украине, – завизировал. А когда прочитал второй кусок, потом третий, хватился, но уже было поздно, никакие поправки я не принимал, а прервать печатание никто не решился. Это означало бы развязать очередной литературный скандал. В 1995 году в моем собрании сочинений я в «Тяжелом песке» восстановил все выброшенное.”
—
“«Тяжелый песок» имел успех. Читатели – евреи, русские, украинцы, белорусы – прислали множество писем, писали люди, уцелевшие в лагерях уничтожения, в гетто, в плену, дети, потерявшие родителей, родители, потерявшие детей… Судьбы страшные… «Вы писали обо мне, о моей семье, о моем городе…» И письма молодых: «Прочитав Ваш роман, я осознал себя евреем».
На Западе публикация «Тяжелого песка» рассматривалась как «поворот Кремля в еврейском вопросе». Это, конечно, не так. Просто я оценил обстановку в журнале «Октябрь», и выход романа совпал с некоторым ослаблением запрета евреям на выезд из СССР после Хельсинкских соглашений.
Советская печать роман замолчала. Хотя отдельные критики выражали мне свое одобрение.
(…)
«Тяжелый песок» издан в 26 странах. Хорошо продавался. Пресса большая. Приведу лишь заголовки некоторых статей, напечатанных в газетах разных стран: «Роман переворачивает душу», «Долгое молчание разбито», «Дыхание истории», «Еврейская семейная сага», «Высокая песня любви», «Семейная хроника, продолжающая старую русскую традицию», «Сильный одинокий плач», «Беспрецедентное изображение страданий и героизма евреев», «Советским людям нравится еврейская сага».
Наиболее полный анализ романа дан в статьях писателя, лауреата Нобелевской премии мира, Эли Визела, опубликованных во французских и американских газетах.
В СССР роман «Тяжелый песок» издали только на русском языке. Больше нигде не разрешили.”
And so on.
(Now I want to read “Тяжелый песок,” of course, and also re-read “Дети Арбата.” I have read the trilogy in 2012, and have very vague memories about it now, and it would be interesting to refresh it in view of everything I learned about the difficult way of these books to the reader.)
“Роман-воспоминание” is a biographical book written by Анатолий Рыбаков in the last years of life, when he was in his 80s, and the writer died the next year after the book — which was his last book — was published. The term “роман” should not confuse — it is just regular memoirs. More exactly, the book contains some memoirs and some reflections, mostly about general historical/political aspects. It’s hard to tell why the memoirs look not especially comprehensive — due to inability or unwillinnes of the author to write about everything, but you feel clearly some large gaps about many things, while he is very detailed and accurate about many others. I listened to an audiobook, and my USB flash drive sometimes acts weirdly, mixing treks, so, listening to the book, I constantly suspected that it “jumped” again at some place, but then I checked it out in text form and saw that the order of the treks was OK, it was just such narration, with some strange leaps over years and events.
Nevertheless, even considering the age of the writer and the manner of representation of his biography, the author did not look to me disoriented or unintelligent or something. Quite the contrary: his mind was apparently very clear and consistent, and he made a point that he said everything that he wanted to. He looks like an intelligent and decent person, although his political views and his opinions about various aspect of history are a difficult question. (In short: he believed that the USSR was great, and the whole idea of a socialist/communist state was perfect, and Lenin was a brilliant leader, but Stalin was a jerk and messed it all up, etc.) However, you want to argue with him and try to dissuade him about some things rather than reject his ideas and opinions completely as rubbish, because you feel respect to Анатолий Рыбаков and are greatful to him for many things.
“Понимал ли я, что мы своими книгами, пьесами, картинами помогаем власти? Понимал. Но утешал себя мыслью, что служу не только власти, но и народу, стране, за которую воевал, ее культуре, служу, но не прислуживаю, не участвую ни в каких верноподданнических акциях, утешал себя мыслью, что «Водители» – честная книга, а «Кортик» – повесть о революции – служит не Сталину, а идее, которую он сокрушил. В стране развивается антисемитская кампания, прикрытая словами «борьба с космополитизмом». Но я не единственный еврей в литературе, искусстве, науке. Все живут, работают, и я должен работать. Надежда на то, что после войны все изменится, не оправдалась. И все же вера в будущее не должна покидать нас. Мне 39 лет. Достаточно я нахлебался всего, могу пожить как человек. Если дадут, конечно.
Наверняка рано или поздно мое прошлое откроется. Но чем известнее я становлюсь, тем безопаснее. Рядового инженера посадить просто. Но если я получу Сталинскую премию, то есть официальное признание правительства, посадить меня можно будет только с санкции правительства. Решатся ли «органы» загружать его столь мелким делом – анкету человек не так заполнил? Не думаю. Значит, вопрос стоит так: разоблачат меня до того, как я получу Сталинскую премию, или после.”
The most interesting and quite shocking parts of the book for me were those pages where Анатолий Рыбаков described the fate of his most important books, “Тяжелый песок” and “Дети Арбата.” It is mostly understandable regarding “Дети Арбата,” of course, although it is still pretty outrageous to read about all those rejections and demands of the censorship even in the 1980s! The story of “Тяжелый песок” is even more unbelievable, and it’s a great illustration to the huge problem of state-level anti-Semitism and Holocaust-deniers in the USSR. So I recommend reading this book at least for these parts, because they are very illuminative about many things.
Can you imagine that Анатолий Рыбаков was forced even to change the title of the book from “Рахиль” to “Тяжелый песок” because “Рахиль” looked “too Jewish”? Look at this, it’s 1978:
“Я не был знаком с Ананьевым, но знал члена редколлегии журнала Григория Бакланова, тоже писателя военного поколения, и попросил его передать мою рукопись Ананьеву. Бакланов прочитал роман.
– Знаешь, Толя, боюсь, не получится. Я уж не говорю о тридцать седьмом. Но евреи… Ананьев вряд ли станет рисковать.
– Я прошу об одном – передай рукопись Ананьеву и скажи: «Рыбаков просит прочитать».
– Ананьев сейчас в отпуске.
– Тем лучше. Положи ему на стол.
Он взял рукопись, отвез в журнал, положил на стол Ананьеву. Тот вернулся из отпуска, нашел на столе мой роман, взял, прочитал, позвонил мне, пригласил в редакцию и объявил, что согласен печатать, если я приму поправки. Что за поправки? Прочитают другие товарищи в редакции и дадут заключение.
Не буду отнимать у читателя время рассказом о перипетиях романа в журнале. Приведу лишь несколько пунктов из длиннейшего (на трех страницах) заключения:
«Редакционное заключение по роману А. Рыбакова „Рахиль“.
Во всех эпизодах романа Великой Отечественной войне будет придан характер общенародного, общенационального бедствия, а нацизму – как идеологии, направленной против всего человечества, а не только против евреев.
Из романа будут полностью исключены имена Сталина, Молотова, Достоевского и связанные с ними рассуждения.
Полностью исключаются история ареста и гибели Льва Рахленко и вообще все, что имеет отношение к политическим процессам 37 – 38 гг.
Призыв Рахили должен быть обращен не только к мужчинам-евреям, а ко всем людям.
Название «Рахиль» заменить на другое.
Город Цюрих заменить на любой другой германоязычный город Швейцарии.
9.3.78 г. Зав. отделом прозы Н. Крючкова».
Все остальные пункты того же типа: убрать, снять, заменить, не «евреи», а вообще «люди» и так далее и тому подобное. Заключение писал заместитель главного редактора Владимир Жуков. Не понимал: сколько ни исключай из романа слово «еврей», роман о евреях, и никуда от этого не денешься.
Название романа я заменил на «Тяжелый песок», взял из Библии (книга Иова): «Если бы была взвешена горесть моя, и вместе страдания мои на весы положили, то ныне было бы оно песка морского тяжелее: оттого слова мои неистовы».
Труднее было с политической линией, с процессами тридцатых годов, характеристиками Сталина, Молотова. Думал: соглашаться, не соглашаться? Как по живому резать. Лев Рахленко в романе расстрелян, как «враг народа» – пришлось его бросить под поезд. Антисемитские листовки с текстом из Достоевского, которые разбрасывали немцы на фронте, я заменил текстами Кнута Гамсуна. Но все-таки что-то удастся сказать. Ведь даже саму цифру уничтоженных евреев – шесть миллионов – скрывали, впервые у нас она была названа в моем романе.
Из-за купюр и поправок роман, конечно, обеднел, но главный его пафос все-таки сохранился.
У «Октября» было одно преимущество, весьма существенное. Если журнал «Новый мир» собирался печатать роман в трех номерах, то цензор требовал представить ему весь роман и, только прочитав его целиком, визировал первый кусок. В надежном «Октябре» цензор читал очередной номер, не требуя всего произведения. Так получилось и со мной. Прочитал цензор первую часть, вроде ничего крамольного – предреволюционный еврейский городок на Украине, – завизировал. А когда прочитал второй кусок, потом третий, хватился, но уже было поздно, никакие поправки я не принимал, а прервать печатание никто не решился. Это означало бы развязать очередной литературный скандал. В 1995 году в моем собрании сочинений я в «Тяжелом песке» восстановил все выброшенное.”
—
“«Тяжелый песок» имел успех. Читатели – евреи, русские, украинцы, белорусы – прислали множество писем, писали люди, уцелевшие в лагерях уничтожения, в гетто, в плену, дети, потерявшие родителей, родители, потерявшие детей… Судьбы страшные… «Вы писали обо мне, о моей семье, о моем городе…» И письма молодых: «Прочитав Ваш роман, я осознал себя евреем».
На Западе публикация «Тяжелого песка» рассматривалась как «поворот Кремля в еврейском вопросе». Это, конечно, не так. Просто я оценил обстановку в журнале «Октябрь», и выход романа совпал с некоторым ослаблением запрета евреям на выезд из СССР после Хельсинкских соглашений.
Советская печать роман замолчала. Хотя отдельные критики выражали мне свое одобрение.
(…)
«Тяжелый песок» издан в 26 странах. Хорошо продавался. Пресса большая. Приведу лишь заголовки некоторых статей, напечатанных в газетах разных стран: «Роман переворачивает душу», «Долгое молчание разбито», «Дыхание истории», «Еврейская семейная сага», «Высокая песня любви», «Семейная хроника, продолжающая старую русскую традицию», «Сильный одинокий плач», «Беспрецедентное изображение страданий и героизма евреев», «Советским людям нравится еврейская сага».
Наиболее полный анализ романа дан в статьях писателя, лауреата Нобелевской премии мира, Эли Визела, опубликованных во французских и американских газетах.
В СССР роман «Тяжелый песок» издали только на русском языке. Больше нигде не разрешили.”
And so on.
(Now I want to read “Тяжелый песок,” of course, and also re-read “Дети Арбата.” I have read the trilogy in 2012, and have very vague memories about it now, and it would be interesting to refresh it in view of everything I learned about the difficult way of these books to the reader.)
Displaying 1 - 2 of 2 reviews