Новая книга известного историка и культуролога Наталии Лебиной посвящена формированию советской повседневности. Автор, используя дихотомию «норма/аномалия», демонстрирует на материалах 1920—1950-х годов трансформацию политики большевиков в сфере питания и жилья, моды и досуга, религиозности и сексуальности, а также смену отношения к традиционным девиациям — пьянству, самоубийствам, проституции. Основной предмет интереса исследователя — эпоха сталинского большого стиля, когда обыденная жизнь не только утрачивает черты «чрезвычайности» военного коммунизма и первых пятилеток, но и лишается достижений демократических преобразований 1920-х годов, превращаясь в повседневность тоталитарного типа с жесткой системой предписаний и запретов.
Книга открыла мне глаза на то, как жил советский человек в первой половине ХХ века.
Автор собрала мозаику из того, что опускают художественные произведения: что люди ели и во что одевались, как обустраивали быт и решали вопросы отношений, как переживали искоренение религии и какие виды саморазрушения предпочитали. Это серьёзный научный труд: максимум фактов, минимум оценочных суждений; в приложении больше тысячи источников – государственная статистика, пресса, дневники, проза и песни...
Книга при этом написана доступным языком и читается легко, за что благодарю автора отдельно. Усвоенной информацией хочется делиться, хочется дальше исследовать описанное время. Рекомендую к прочтению всем, кто считает Россию своей родиной, вне зависимости от того, интересуетесь ли вы историей.
Brilliant book on how the Soviet government attempted to impose norms of housing, clothing, food, leisure, sexual mores, and of what was constituted as normative and what as deviant. Lebina analyzes the interaction between such imposed norms and the actual behavior, as affected both by prevalent notions and by poverty, and explains how the actual Soviet culture developed out of this interaction. While the book covers all the period from 1917 until the 1950s, the emphasis is on 1920s and 1930s, a period when Bolsheviks attempted to introduce revolutionary mores and a period when the new Soviet government reversed to traditional ideas.