What do you think?
Rate this book
חייו הסוערים של לאזיק רויטשואניץ
Unione Sovietica, primo e periglioso decennio postrivoluzionario. In una sperduta, "qualsiasi" Gomel, Lazik Reutschwanetz, rispettabile quanto minuscolo sarto per uomo, conduce una vita non felice (perché la compagna Gersanovic dai suoi dieci centimetri d'altezza in più ostinatamente gli si nega) e tuttavia libera, fino al giorno in cui imprudentemente si lascia scappare un sospiro davanti a un manifesto pubblico. Di qui alla prigione il passo è brevissimo. E così pure dalla prigione a una nomade esistenza da irregolare. Lazik, sballottato di paese in paese, passa attraverso una serie ininterrotta di percosse, imprigionamenti e brillanti quanto temporanei successi mondani. Fino all'epilogo, geniale e assurdo.
230 pages, Unknown Binding
First published January 1, 1928
2 people are currently reading
58 people want to read
Ratings & Reviews
Friends & Following
Create a free account to discover what your friends think of this book!
Community Reviews
Displaying 1 - 5 of 5 reviews
April 2, 2021
Жалующийся Швейк
В этой повести, написанной в 20х годах, чувствуется "перестроечный" хаос и абсурд 20х - в этом она похожа на произведения Ильфа-и-Петрова, Зощенко, а также, в некоторой степени, на Аверченко, Тэффи и Дорошевича. Здесь, также, появляются и смешные, почти зощенковские интонации в описании жизни "маленьких людей".
И, в то же время, в этом романе уже веет иногда и холодом 30х годов. Приближение сталинского времени чувствуется например в начале, когда Лазик вздохнул читая афишу-сообщение о смерти "гомельского вождя Шмурыгина", после чего некая "гражданка Пукке" (одна из первых стукачек в советской литературе) донесла о этом вздохе "куда следует" . В результате Лазика арестовали за "оскорбление флага и герба" (оказывается и тогда была такая статья, я думал что она появилась совсем недавно).
Допрос Лазика похож на допрос еврея с фамилией Сталин из эпопеи «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», где он также убеждает следователей что он свой: всё переименовывается в красное (фамилии, названия улиц и заводов), а он уже красный, от рождения (Ройт - это красный на иврите).
В зощенковском стиле написан также диалог в поезде, когда на замечание соседа, что Лазик похож на некоего его знакомого, он недоволен: помилуйте как это похож, может этот ваш знакомый был растратчик или ещё чего.
Но больше всего эта книга похожа на гашековские приключения бравого солдата Швейка - с такими же неуместными (и поэтому смешными) воспоминаниями и простецкими аналогиями в любой сложной жизненной ситуации. В отличие от Швейка, Лазик вспоминает не только случаи из жизни, но также хасидские легенды - у него всегда готова притча. Также, Швейк более амбивалентен: на него можно смотреть и как на идиота с его неуместными аналогиями, и как на народного хитреца, который своей глупостью показывает глупость государственной военной машины - собственно именно в том что "непонятно серьезно ли он" и кроется главный секрет его неповторимости.
Лазик Ройтшванец, напротив, лишён этого разнообразия: сразу ясно что он издевается и "троллит" абсурдную действительность.
Сама его "Бурная жизнь" напоминает "Золотого телёнка" и "12 стульев" . Напоминает тем что это - тоже такая же юмористическая энциклопедия советских 20х годов: ведь кроме тюрем, которых он прошёл аж 19, Лазик безуспешно пробовал себя на самых разнообразных работах.
В Туле разводил кроликов (сатира на зарождающуюся советскую бюрократию). Потом играл роль «духа восточных степей» (сатира на авангардные театрально-спиритические постановки). Был "писателем-бдистом": здесь Эренбург высмеивает писателей, также как Ильф и Петров высмеивали Ляписа-Трубецкого. В издательстве он описывает модную литературу: сначала мальчик спит с девочкой, потом мальчик с мальчиком, девочка с девочкой, "и это уже не кровать а какая-то мельница". Заметим, что и эта сатира на современное искусство актуальна сегодня: стоит вспомнить некоторые авангардные театральные постановки и недавно введённое обязательное наличие нетрадиционных сексуальных ориентаций в номинациях на "Оскар" или рассказ "Учёный и природа" из нелинейного сборника - о причинах этого. Там же, в издательстве, он вспоминает, как некий писатель читал ему "такое что последняя гомельская кляча сдохла бы от сарказма" и думает что "если даже этот великий писатель то почему же мне не влезть на готовый пьедестал?"
Далее он работает испытуемым в аптеке: немец-аптекарь взял его для опытов призванных ответить на вопрос сможет ли человек прожить месяц на сухарях (Лазик согласился так как пообещали что в первый день дадут колбасы). Выгнали его из этого эксперимента также за то что он за еду переспал с толстой женой доктора, давно мечтающей о "бледных юношах с горящими глазами"
После он работает торговцем контрабандным сукном (закончилось это тем что пограничник стал торговаться "это только за одного" и партнёр-контрабандист сказал: я не знаю этого человека, он наверное красный шпион).
И в конце концов, он, как и положено человеку оказавшемуся еврейским праведником, умирает на Палестине.
Этим разнообразием опыта и присутствием "святой земли" Лазик напоминает Шантарама, интересно что при этом по характеру они совершенейшие антиподы.
Поскольку книга вышла в СССР, есть там и небольшое издевательство и над обществами, которые СССР рассматривал как своих непутёвых оппонентов: то есть, с разномастными тайными, мистическими и религиозными обществами. Среди таких, можно отметить встречу с белыми эмигрантами и евреями-христианами.
С первым обществом он встретился во Франции (тут также вспоминается ильфо-петровский "союз меча и орала"): они его хотели приспособить как "раскаявшегося в своем коммунизме жидка". На собрании, он пытался честно выполнить их задание (или тонко провалить, высмеяв исподтишка - в зависимости от того насколько глубоко смотреть): когда его уже стали одёргивать в ответ на его болтовню: "начинайте каяться ввиду позднего времени!", он согласился, но, как обычно, в своём стиле: "я могу но я забыл, если надо сказать что расстреливал, то расстреливал и они сказали что пожалуются милицейскому"... Закончилось тем что кто-то зашел и предупредил что помещение снято до стольки-то, и надо уже его освободить - Лазик этому предупреждению"первый и повиновался".
Второе общество "спасенный Израиль", где он, как еврей-не христианин издевается над евреями-христианами, и больше всего над словами пригласившего его пастора: раз мой брат а вы его дети значит вы мои племянники... И раз пастор так заботится об этом, предлагаю считать единогласным что Иисус пришел. А для колеблющихся в 7ом тексте читаем что придет ещё раз. Ну раз у него такие хорошие результаты (перечисляет, издеваясь, что в мире везде справедливость и вообще всем прекрасно живётся) то пусть приходит сколько угодно.
Здесь Лазик удачно попадает в антицерковную советскую пропаганду 20х годов. То же читается и в придуманной им притче о жирующем папе римском, запрягающем евреев для смеха в упряжки ("пусть живут, но на масленицу чтоб один из них бегал в упряжке"). И вот бегущий с хомутом еврей встречает бедного еврея Егошуа, который жалуется что ему приписывают разные слова и убивают его именем. Еврей в упряжке ему предлагает полежать за него в могиле, а он за него побегает - дескать издалека их не различат.
Тут если образ коррупционного церковного чиновника выведен с пониманием, то Иисус (Егошуа) в образе безыдейного "бедного еврея", конечно, свидетельствует о весьма скудном понимании как его личности, так и его убеждений.
Это всё равно что рассказывать притчу в которой Будда предстаёт несчастным принцем, желающем, как все принцы, трона и безбедной жизни во дворце - которого выгнали из замка и распустили слух что он ушёл проповедовать некое чуждое ему учение и вот теперь тоже "приписывают разные слова и убивают его именем", а сам "бедный принц Будда" хочет лишь спокойно жить во дворце и чтобы ему не мешали.
Короче, издевательство над евреями-христианами выглядит нехорошо.
Подколы иноверцев были и при описании святой земли (как православная стряпуха тайком кидала сало в похлебку "няхай ця жидюна не войдэ в царство небесное"). Они немного напомнили мне книгу Рубиной о Иерусалиме "Вот идёт мессия" (хотя у Рубиной это мягче). Также в обоих книгах есть лёгкий наезд на британцев: ближе к концу, Лазик попадает в Палестину, где в это время управляют британцы, и он то-ли им то-ли еврейским чиновникам говорит (на их утверждение что тут настоящее государство, есть безработные, есть тюрьма), соглашается: да, так арестовали и так побили что сразу видно - настоящее государство.
Из высказываний и притч Лазика больше всего запомнился его ответ на чьи-то слова типа "я считаю, что...", Лазик согласился так: "я из всего Маркса знаю только сюртук и бороду, а вы такой заграничный счётчик" и рассказал притчу о том, как одна еврейка никак не могла родить - вероятно потому что у Бога не было свободной души под рукой - и тогда Лазик понял, что он уже тянется за душой какого-то родственника его собеседницы.
Из приключений больше всего запомнилось как Лазик сьел еду с современного типа картины когда её автор, художник-авангардист, неосторожно оставил его со своим произведением один на один (натюрморт, как положено в том направлении авангарда, был сделан из настоящей еды) - тут тоже тонкая сатира на современное искусство, актуальная и сейчас.
Резюме: эту книгу можно прочесть, особенно для тех, кто интересуется стилем Ильфа-и-Петрова, Зощенко, а также, в некоторой степени, на Аверченко, Тэффи и Дорошевича - чтобы создался более полный юмористический взгляд на ту, уже далёкую, послереволюционную, эпоху.
Ну и, также, книгу можно посоветовать фанатам бравого солдата Швейка или, в некоторой степени, солдата Ивана Чонкина.
В этой повести, написанной в 20х годах, чувствуется "перестроечный" хаос и абсурд 20х - в этом она похожа на произведения Ильфа-и-Петрова, Зощенко, а также, в некоторой степени, на Аверченко, Тэффи и Дорошевича. Здесь, также, появляются и смешные, почти зощенковские интонации в описании жизни "маленьких людей".
И, в то же время, в этом романе уже веет иногда и холодом 30х годов. Приближение сталинского времени чувствуется например в начале, когда Лазик вздохнул читая афишу-сообщение о смерти "гомельского вождя Шмурыгина", после чего некая "гражданка Пукке" (одна из первых стукачек в советской литературе) донесла о этом вздохе "куда следует" . В результате Лазика арестовали за "оскорбление флага и герба" (оказывается и тогда была такая статья, я думал что она появилась совсем недавно).
Допрос Лазика похож на допрос еврея с фамилией Сталин из эпопеи «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», где он также убеждает следователей что он свой: всё переименовывается в красное (фамилии, названия улиц и заводов), а он уже красный, от рождения (Ройт - это красный на иврите).
В зощенковском стиле написан также диалог в поезде, когда на замечание соседа, что Лазик похож на некоего его знакомого, он недоволен: помилуйте как это похож, может этот ваш знакомый был растратчик или ещё чего.
Но больше всего эта книга похожа на гашековские приключения бравого солдата Швейка - с такими же неуместными (и поэтому смешными) воспоминаниями и простецкими аналогиями в любой сложной жизненной ситуации. В отличие от Швейка, Лазик вспоминает не только случаи из жизни, но также хасидские легенды - у него всегда готова притча. Также, Швейк более амбивалентен: на него можно смотреть и как на идиота с его неуместными аналогиями, и как на народного хитреца, который своей глупостью показывает глупость государственной военной машины - собственно именно в том что "непонятно серьезно ли он" и кроется главный секрет его неповторимости.
Лазик Ройтшванец, напротив, лишён этого разнообразия: сразу ясно что он издевается и "троллит" абсурдную действительность.
Сама его "Бурная жизнь" напоминает "Золотого телёнка" и "12 стульев" . Напоминает тем что это - тоже такая же юмористическая энциклопедия советских 20х годов: ведь кроме тюрем, которых он прошёл аж 19, Лазик безуспешно пробовал себя на самых разнообразных работах.
В Туле разводил кроликов (сатира на зарождающуюся советскую бюрократию). Потом играл роль «духа восточных степей» (сатира на авангардные театрально-спиритические постановки). Был "писателем-бдистом": здесь Эренбург высмеивает писателей, также как Ильф и Петров высмеивали Ляписа-Трубецкого. В издательстве он описывает модную литературу: сначала мальчик спит с девочкой, потом мальчик с мальчиком, девочка с девочкой, "и это уже не кровать а какая-то мельница". Заметим, что и эта сатира на современное искусство актуальна сегодня: стоит вспомнить некоторые авангардные театральные постановки и недавно введённое обязательное наличие нетрадиционных сексуальных ориентаций в номинациях на "Оскар" или рассказ "Учёный и природа" из нелинейного сборника - о причинах этого. Там же, в издательстве, он вспоминает, как некий писатель читал ему "такое что последняя гомельская кляча сдохла бы от сарказма" и думает что "если даже этот великий писатель то почему же мне не влезть на готовый пьедестал?"
Далее он работает испытуемым в аптеке: немец-аптекарь взял его для опытов призванных ответить на вопрос сможет ли человек прожить месяц на сухарях (Лазик согласился так как пообещали что в первый день дадут колбасы). Выгнали его из этого эксперимента также за то что он за еду переспал с толстой женой доктора, давно мечтающей о "бледных юношах с горящими глазами"
После он работает торговцем контрабандным сукном (закончилось это тем что пограничник стал торговаться "это только за одного" и партнёр-контрабандист сказал: я не знаю этого человека, он наверное красный шпион).
И в конце концов, он, как и положено человеку оказавшемуся еврейским праведником, умирает на Палестине.
Этим разнообразием опыта и присутствием "святой земли" Лазик напоминает Шантарама, интересно что при этом по характеру они совершенейшие антиподы.
Поскольку книга вышла в СССР, есть там и небольшое издевательство и над обществами, которые СССР рассматривал как своих непутёвых оппонентов: то есть, с разномастными тайными, мистическими и религиозными обществами. Среди таких, можно отметить встречу с белыми эмигрантами и евреями-христианами.
С первым обществом он встретился во Франции (тут также вспоминается ильфо-петровский "союз меча и орала"): они его хотели приспособить как "раскаявшегося в своем коммунизме жидка". На собрании, он пытался честно выполнить их задание (или тонко провалить, высмеяв исподтишка - в зависимости от того насколько глубоко смотреть): когда его уже стали одёргивать в ответ на его болтовню: "начинайте каяться ввиду позднего времени!", он согласился, но, как обычно, в своём стиле: "я могу но я забыл, если надо сказать что расстреливал, то расстреливал и они сказали что пожалуются милицейскому"... Закончилось тем что кто-то зашел и предупредил что помещение снято до стольки-то, и надо уже его освободить - Лазик этому предупреждению"первый и повиновался".
Второе общество "спасенный Израиль", где он, как еврей-не христианин издевается над евреями-христианами, и больше всего над словами пригласившего его пастора: раз мой брат а вы его дети значит вы мои племянники... И раз пастор так заботится об этом, предлагаю считать единогласным что Иисус пришел. А для колеблющихся в 7ом тексте читаем что придет ещё раз. Ну раз у него такие хорошие результаты (перечисляет, издеваясь, что в мире везде справедливость и вообще всем прекрасно живётся) то пусть приходит сколько угодно.
Здесь Лазик удачно попадает в антицерковную советскую пропаганду 20х годов. То же читается и в придуманной им притче о жирующем папе римском, запрягающем евреев для смеха в упряжки ("пусть живут, но на масленицу чтоб один из них бегал в упряжке"). И вот бегущий с хомутом еврей встречает бедного еврея Егошуа, который жалуется что ему приписывают разные слова и убивают его именем. Еврей в упряжке ему предлагает полежать за него в могиле, а он за него побегает - дескать издалека их не различат.
Тут если образ коррупционного церковного чиновника выведен с пониманием, то Иисус (Егошуа) в образе безыдейного "бедного еврея", конечно, свидетельствует о весьма скудном понимании как его личности, так и его убеждений.
Это всё равно что рассказывать притчу в которой Будда предстаёт несчастным принцем, желающем, как все принцы, трона и безбедной жизни во дворце - которого выгнали из замка и распустили слух что он ушёл проповедовать некое чуждое ему учение и вот теперь тоже "приписывают разные слова и убивают его именем", а сам "бедный принц Будда" хочет лишь спокойно жить во дворце и чтобы ему не мешали.
Короче, издевательство над евреями-христианами выглядит нехорошо.
Подколы иноверцев были и при описании святой земли (как православная стряпуха тайком кидала сало в похлебку "няхай ця жидюна не войдэ в царство небесное"). Они немного напомнили мне книгу Рубиной о Иерусалиме "Вот идёт мессия" (хотя у Рубиной это мягче). Также в обоих книгах есть лёгкий наезд на британцев: ближе к концу, Лазик попадает в Палестину, где в это время управляют британцы, и он то-ли им то-ли еврейским чиновникам говорит (на их утверждение что тут настоящее государство, есть безработные, есть тюрьма), соглашается: да, так арестовали и так побили что сразу видно - настоящее государство.
Из высказываний и притч Лазика больше всего запомнился его ответ на чьи-то слова типа "я считаю, что...", Лазик согласился так: "я из всего Маркса знаю только сюртук и бороду, а вы такой заграничный счётчик" и рассказал притчу о том, как одна еврейка никак не могла родить - вероятно потому что у Бога не было свободной души под рукой - и тогда Лазик понял, что он уже тянется за душой какого-то родственника его собеседницы.
Из приключений больше всего запомнилось как Лазик сьел еду с современного типа картины когда её автор, художник-авангардист, неосторожно оставил его со своим произведением один на один (натюрморт, как положено в том направлении авангарда, был сделан из настоящей еды) - тут тоже тонкая сатира на современное искусство, актуальная и сейчас.
Резюме: эту книгу можно прочесть, особенно для тех, кто интересуется стилем Ильфа-и-Петрова, Зощенко, а также, в некоторой степени, на Аверченко, Тэффи и Дорошевича - чтобы создался более полный юмористический взгляд на ту, уже далёкую, послереволюционную, эпоху.
Ну и, также, книгу можно посоветовать фанатам бравого солдата Швейка или, в некоторой степени, солдата Ивана Чонкина.
November 19, 2017
I actually enjoyed this short and hectic story (read in a Hebrew translation) which is portraying this very short (1:30 in height) but somewhat hyperactive and extremely chatty and inventive Jewish tailor thrown out on his luck and to many prisons, being beaten for various reasons and in general living quite an interesting, though harsh at times, authentic life, while changing from being naive to almost being shrewd. Or maybe not changing at all - hard to tell.
May 21, 2023
В эту книгу нужно втянуться. Начало оказалось каким-то сумбурным, непонятным. Но со временем привыкаешь к стилю, к притчам и к главному герою и тогда читается уже легче. Книга конечно весёлая. Это пародия, сатира, но смех этот сквозь слёзы. Невыносимо жалко Ротшванеца, которому везде достаётся, которого отовсюду гонят и который нигде не может приютиться.
June 6, 2023
Забавно.
November 15, 2024
"(...) Nie znajdziemy nigdy ciszy i przystani,
Żydzi śpiewający, Żydzi obłąkani."
Żydzi śpiewający, Żydzi obłąkani."
Displaying 1 - 5 of 5 reviews