В 1930-е годы И. В. Сталин и его окружение, озабоченные мобилизацией советского общества для грядущей войны, организовали пропагандистскую кампанию по «реабилитации» прославленных деятелей русского прошлого. В своем исследовании Д. Л. Бранденбергер прослеживает историю популистской руссоцентристской идеологии в период 1930-х – середины 1950-х годов, доказывая, что эта мобилизационная политика вопреки намерениям ее творцов стала катализатором формирования массового русского национального самосознания. Анализируя истоки руссоцентризма в ближайшем окружении Сталина, автор показывает, как новая мобилизационная идеология внедрялась в советское общество через систему образования и массовую культуру. Важнейшая часть исследования – воссоздание «общественного мнения» сталинской эпохи, которое реконструировано на основе писем, дневников современников и информационных сводок НКВД. Этот подход дал возможность выявить особенности восприятия массами пропагандистских установок. Мобилизационная идеология сталинской эпохи, как правило, ассоциируется с воспитанием общества в духе интернационализма и классового сознания. Книга «Сталинский руссоцентризм...» доказывает, что мобилизационная идеология сталинизма была глубоко связана с массовым распространением русского национального самосознания в советском обществе. Данная книга, хотя и является переизданием монографии Д. Л. Бранденбергера «Националбольшевизм» (2009), была полностью переработана и снабжена дополнительной главой и другими материалами.
У розвідці професора історії Університету Річмонда досліджується процес переходу радянської ідеології від пролетарського інтернаціоналізму на початку революції до націонал-більшовизму сталінської доби.
Бранденбергер вважає, що це було зумовлено в першу чергу практичними причинами: марксизм вивявився не спроможним сгуртувати радянських громадян для індустріалізації і колективізації, та виробити для них спільну ідентичність. Для розуміння марксизму потрібна була освіта, а більшість населення була малограмотним або зовсім безграмотним. Російській націоналізм виявівся зручнішим інструментом для досягнення цих цілей, бо був простішим і зрозумілішим народу. До того ж початок репресій проти старих більшовиків ускладнив викладання сучасної історіі в школах і університетах, бо постійно приходилось переписувати підручники, вікреслючи прізвіща вчорашніх героїв революції. Безпечніше було звертатись до дореволюційної історії, виховуючи молодь на прикоадах Олександра Невського, Івана Грозного, Петра Першого, Суворова та інших. Друга світова війна підкінула дров у багаття, створивши нову російську національну міфологію, і завершилась відомим тостом Сталіна за російській народ.
Найцікавіший висновок, який робить Бранденбергер з усього цього - національна самосвідомість росіян сформувалась саме в сталінську добу. За часів Російської імперії це було неможливо, бо більшість населення була неграмотними та ідентефікували себе з локальною сільською общиною. Більшовики, подолавши неграмотність, одночасно впровадили в масову культуру російський історичний нарратив, що став піґрунтям російської ідентичності. Тому критика сталінізма в сучасній Росії сприймається настількі травматично, бо є посяганням не стількі на радянське як епізод російської історії, скількі на російське взагалі.
Просто и последовательно организованное исследование, прослеживающее причины и проявления русоцентризма в официальной идеологической продукции сталинского периода - учебники, кинофильмы, публицистика и пр., а также - что особенно важно - их рецепцию населением СССР. Наследие этих кампаний, кажется, и ныне с нами. Особенно хороша структура: много маленьких главок, а тяжёлые, но нужные вещи (вроде подробностей историографических битв) отнесены в сноски.