Патрик Зюскинд

“Наистина момичето притежаваше изискана хубост. Бе от оня флегматичен тип жени, които сякаш са от гъст тъмен мед, гладък и сладък, и невероятно лепкав, които овладяват пространството с един плавен жест, едно отмятане на глава, с един- единствен камшичен порив на погледа, но остават спокойни- като в центъра на вихрушка, без да съзнават притегателната си сила, с която покоряват копнежите на мъже и жени. А тя бе млада неразцъфнала пъпка и чарът и още не бе придобил онази гъстота на меда.”
― Патрик Зюскинд, Perfume: The Story of a Murderer

“Кормилица медлила с ответом. Она, конечно, знала, как пахнут грудные младенцы, она знала это совершенно точно, через ее руки прошли дюжины малышей, она их кормила, выхаживала, укачивала, целовала... она могла учуять их ночью, даже сейчас она явственно помнила носом этот младенческий запах. Но она еще
никогда не обозначала его словами.
- Стало быть, - начала кормилица, - так сразу не скажешь, потому как... потому как они не везде пахнут одинаково, хотя они везде пахнут хорошо, понимаете, святой отец, ножки у них, к примеру, пахнут, как гладкие теплые камешки... нет, скорее, как горшочки... или как сливочное масло, да, в точности, они пахнут, как свежее масло. А тельце у них пахнет...ну вроде галеты, размоченной в молоке. А голова, там, сверху, с затылка, где закручиваются волосы, ну вот тут святой отец, где у вас ничего уже не осталось, - и она постучала Террье,
остолбеневшего от этого шквала дурацких подробностей и покорно склонившего голову, по лысине, - вот здесь, точно, здесь, они пахнут лучше всего. Они пахнут карамелью, это такой чудный, такой сладкий запах, вы не представляете святой отец! Как их тут понюхаешь, так и полюбишь, все одно - свои они или чужие.”
― Патрик Зюскинд, Perfume: The Story of a Murderer