Вениамин Каверин

“И вот от голода, от холода, от тоски я стал заниматься лепкой. В
бывшей мастерской живописи и ваяния было сколько угодно белой скульптурной
глины. Как-то я взял кусок, размочил его кипятком и начал мять в пальцах.
И вот сама собой получилась жаба. Я сделал ей большие ноздри, выпученные
глаза и попробовал вылепить зайца, Разумеется, это было еще очень плохо.
Но что-то шевельнулось в душе, когда я вдруг увидел раздвоенную мордочку в
бесформенном комке глины. Я запомнил эту минуту: никто не видел, что я
леплю; старый вор, попавший каким-то чудом в распределитель для
беспризорных, рассказывал о том, как на вокзалах "работают в паре". Я
стоял в стороне у окна, сдерживая дыхание, смотрел на маленький комок
глины, из которого торчали заячьи уши, и не понимал, почему я волнуюсь...
Потом я вылепил коня с толстой расчесанной гривой. Лясы! Конь старика
Сковородникова, вот что это такое! Это были лясы, только не из дерева, а
из глины. Не знаю почему, но это открытие обрадовало меня. Я заснул
веселый. Я как будто надеялся, что лясы спасут меня. Помогут выйти отсюда,
помогут найти Петьку, помогут мне вернуться домой, а ему добраться до
Туркестана. Помогут сестре в приюте, Петькиному дяде на фронте, помогут
всем, кто бродит ночью по улицам в холодной и голодной Москве. Так я
молился - не богу, нет! Жабе, коню и зайцу, которые сушились на окне,
прикрытые кусочками газеты.”
― Вениамин Каверин, Two Captains

“...Какое лицо у этого немца - красивое или безобразное, старое или молодое? Мне все равно: не солдат, а убийца летит рядом со мной. Не солдат, а злодей обгоняет меня, отходит в сторону, вновь приближается и смотрит, не торопится, наслаждается своим торжеством. Не знаю, как это объяснить, но мне представилось, что я вижу и его и себя в эту минуту: себя, схватившегося слабыми руками за руль, с залитым кровью лицом, на распадающемся самолете. И его - поднявшего очки, смотрящего на меня с выражением холодного любопытства и полной власти надо мной. Может быть, я сказал что-то Лури, забыв, что он прыгнул и что они, наверно, убили его. Немец стал проходить подо мною, плоскость с желтым крестом показалась слева. Я нажал ручку, дал ногой и бросил на эту плоскость машину.
Не знаю, куда пришелся удар, должно быть, по кабине, потому что немец даже не раскрыл парашюта. Я убил его. Что это было за счастье! И вот огромное, великолепное чувство охватило меня. Жить! Я победил его, этого убийцу, который, повернув голову, подняв очки, хладнокровно ждал моей смерти. Жить! Мне было все равно, пока я не увидел его. Я был ранен, я знал, что они добьют меня. Так нет же! Жить! Я видел землю, вот она, совсем близко, пашня и белая пыльная дорога.”
― Вениамин Каверин, Two Captains