россия Quotes

Quotes tagged as "россия" Showing 1-14 of 14
Victor Pelevin
“Умом Россию не понять — но и к сексуальному неврозу не свести.”
Пелевин Виктор

Евгений Водолазкин
“Про немецкий взгляд на русские скороговорки и про родину:

"Шла Саша по шоссе и сосала сушку. Почему она ее сосала, почему не грызла, удивилась Беата. Это была очень жесткая сушка? Да, пересушенная, согласился Глеб. Сушка, изготовленная с нарушением технологии. К тому же у Саши попросту могло не быть зубов… Так. На дворе трава, на траве дрова. Беата тут же заметила, что место хранения дров — сарай: на траве они быстро отсыреют. Если уж что-то класть на траву, так эту несчастную сушку — чтобы она стала хоть немного мягче. Услышав, как жутко жуку жить на суку, девушка только посмеялась. Отчего же он живет на суку, если ему там жутко? Глеб задумчиво посмотрел на нее: оттого, что это его родина, Беата".”
Евгений Водолазкин, Брисбен

Иосиф Бродский
“Мне не хочется распространяться на эту тему, не хочется омрачать этот вечер мыслями о десятках миллионов человеческих жизней, загубленных миллионами же, - ибо то, что происходило в России в первой половине XX века, происходило до внедрения автоматического стрелкового оружия - во имя торжества политической доктрины, несостоятельность которой уже в том и состоит, что она требует человеческих жертв для своего осуществления.”
Иосиф Бродский, Нобелевская лекция

Александр Солженицын
“Ведь никого ж из них Павел Николаевич не боялся, он всё смелее и открытее помогал устанавливать вину, даже два раза ходил на очные ставки, там повышал голос и изобличал. Да тогда и не считалось вовсе, что идейной непримиримости надо стыдиться! В то прекрасное честное время, в тридцать седьмом — тридцать восьмом году, заметно очищалась общественная атмосфера, так легко стало дышаться! Все лгуны, клеветники, слишком смелые любители самокритики или слишком заумные интеллигентики — исчезли, заткнулись, притаились, а люди принципиальные, устойчивые, преданные, друзья Русанова и сам он, ходили с достойно поднятой головой.”
Александр Солженицын, Cancer Ward

George Y. Shevelov
“Історія культурних зв'язків між Україною і Росією - це історія великої і ще не закінченої війни.”
George Y. Shevelov, З історії незакінченої війни

Anton Chekhov
“Уся Росія - країна якихось жадібних і лінивих людей: вони страшенно багато їдять, п'ють, люблять спати вдень й уві сні хропуть. Одружуються вони задля порядку в домі, а коханок заводять задля престижу в суспільстві. Психологія у них собача: б'ють їх - вони тихесенько поскиглюють і ховаються по своїх норах, приголублять - вони лягають на спину, лапки догори й виляють хвостиками.”
Anton Chekhov

Mikhail Lermontov
“Прощай, немытая Россiя,

Страна рабовъ, страна господъ,

И вы, мундиры голубые,

И ты, имъ преданный народъ.
”
Mikhail Lermontov, Стихотворения и поэмы

“С Россией всегда так, любуешься и плачешь, а присмотришься к тому, чем любуешься, так и вырвать может.”
Пелевин, Виктор

Norman Davies
“The formula Muscovy + Ukraine = Russia does not feature in the Russians’ own version of their history; but it is fundamental.”
Norman Davies, Europe: A History

Иосиф Бродский
“... русская трагедия - это именно трагедия общества, литература в котором оказалась прерогативой меньшинства: знаменитой русской интеллигенции.”
Иосиф Бродский, Нобелевская лекция

Alexei Ivanov
“Уральская школа драматургии объединена бытийно: общими ощущениями от жизни. Все бесперспективно, нас выплеснули в помойку, мы никому не нужны - и себе тоже. Люди - рабы не страстей, а мелких паскудств. Нет кары, нет награды. Все случайно, все тяп-ляп, Нет воли и морали, а потому нет героев. Нет свободы, хотя вроде бы никого особенно не угнетают. Нет образования, нет даже внятного представления о каком-то ином способе жить. Этот иной мир - либо смутные воспоминания детства, либо рекламные мифы, либо сюрреалистические кошмары постиндустриального урбанизма. Вот только постиндустриализм не хайтековский, в духе "Матрицы", а совковый, в духе "Кип-дза-дзы".”
Алексей Иванов, Ёбург

“– Вы путаете техническую развитость и культурную, – сказал Молодой. – У китайцев были фарфор, компас и порох, так и у нас сейчас есть космос, позиции в котором мы стремительно теряем. Если цепляться только за космос и за победу в войне, которая была совершена вовсе не Россией, а страной со все же немного другим названием, к которой мы имеем уже довольно-таки опосредованное отношение, то ничего хорошего из этого не выйдет. Не нужно спрашивать, что мы уже дали миру, нужно спрашивать, что мы даем миру сейчас, кроме нефти, газа и диких туристов. А в данный момент мы не даем миру ничего. Может быть, техника еще как-то радует глаз в каких-нибудь аспектах, которые мне неизвестны. Но в культуре, помоему, царит абсолютно черная дыра. Есть несколько художников, картины которых покупают на Западе, но выглядят они как просто более успешные продавцы сувениров среди других торговцев сувенирами на африканском рынке масок и наконечников. Даже русский кинематограф, который все ругают, выглядит выигрышнее на фоне нашей живописи и графики, но и он, мягко говоря, не очень сенсационен.”
Aleksei Salnikov, Отдел

“Октябрьский манифест и последовавшая за ним политическая амнистия во многом способствовали прекращению забастовок и иных форм радикальных беспорядков в городах. В то же время он вызвал более жестокие бесчинства со стороны правых элементов, расправлявшихся с теми, кто, по их мнению, заставил царя признать нечто столь противоречащее русскому духу, как конституция. Поднялась и волна крестьянских беспорядков. Было бы нелепо искать в этом разгуле насилия, разбушевавшемся на целых два года, какую-либо логику. Это были всплески копившейся обиды, выпущенной на волю крушением власти, — без смысла и даже вопреки здравому смыслу, без какой бы то ни было программы, типичный пример русского бунта, который так хотел предотвратить Витте.”
Ричард Пайпс, Русская революция. Книга 1. Агония старого режима 1905-1917

Николай В. Кононов
“Силе, желавшей распороть брюхо старому миру со степью, колонией и моей семьёй, удалось изуродовать целую страну и превратить церкви в хранилища корнеплодов. Теперь эта сила губила меня самого.
Я оказался готов к этому не более, чем Хейнрици, и перестал иронизировать над его религиозным запалом. Генерал трактовал происходящее как Божье наказание. Если бы я верил в Бога, то уж точно счёл бы, что у русских с ним какое-то особенное недопонимание - настолько им не везло с правителями. Причём далеко не в первый раз.”
Николай В. Кононов, Ночь, когда мы исчезли