Remarque Quotes

“But what I would like to know," says Albert, "is whether there would not have
been a war if the Kaiser had said No."

"I'm sure there would," I interject, "he was against it from the first."

"Well, if not him alone, then perhaps if twenty or thirty people in the world had
said No."

"That's probable," I agree, "but they damned well said Yes."

"It's queer, when one thinks about it," goes on Kropp, "we are here to protect
our fatherland. And the French are over there to protect their fatherland. Now who's in the right?"

"Perhaps both," say I without believing it.

"Yes, well now," pursues Albert, and I see that he means to drive me into a
corner, "but our professors and parsons and newspapers say that we are the only
ones that are right, and let's hope so;--but the French professors and parsons and newspapers say that the right is on their side, now what about that?"

"That I don't know," I say, "but whichever way it is there's war all the same and every month more countries coming in."

Tjaden reappears. He is still quite excited and again joins the conversation, wondering just how a war gets started.

"Mostly by one country badly offending another," answers Albert with a slight
air of superiority.

Then Tjaden pretends to be obtuse. "A country? I don't follow. A mountain in
Germany cannot offend a mountain in France. Or a river, or a wood, or a field of wheat."

"Are you really as stupid as that, or are you just pulling my leg?" growls Kropp, "I don't mean that at all. One people offends the other--"

"Then I haven't any business here at all," replies Tjaden, "I don't feel myself offended."

"Well, let me tell you," says Albert sourly, "it doesn't apply to tramps like you."

"Then I can be going home right away," retorts Tjaden, and we all laugh, "Ach,
man! he means the people as a whole, the State--" exclaims Mller.

"State, State"--Tjaden snaps his fingers contemptuously, "Gendarmes, police,
taxes, that's your State;--if that's what you are talking about, no, thank you."

"That's right," says Kat, "you've said something for once, Tjaden. State and
home-country, there's a big difference."
"But they go together," insists Kropp, "without the State there wouldn't be any
home-country."

"True, but just you consider, almost all of us are simple folk. And in France,
too, the majority of men are labourers, workmen, or poor clerks. Now just why
would a French blacksmith or a French shoemaker want to attack us? No, it is
merely the rulers. I had never seen a Frenchman before I came here, and it will be just the same with the majority of Frenchmen as regards us. They weren't asked about it any more than we were."

"Then what exactly is the war for?" asks Tjaden.

Kat shrugs his shoulders. "There must be some people to whom the war is useful."

"Well, I'm not one of them," grins Tjaden.

"Not you, nor anybody else here."

"Who are they then?" persists Tjaden.

"It isn't any use to the Kaiser either. He has everything he can want already."

"I'm not so sure about that," contradicts Kat, "he has not had a war up till now. And every full-grown emperor requires at least one war, otherwise he would not become famous. You look in your school books."

"And generals too," adds Detering, "they become famous through war."

"Even more famous than emperors," adds Kat.

"There are other people back behind there who profit by the war, that's
certain," growls Detering.

"I think it is more of a kind of fever," says Albert. "No one in particular wants it, and then all at once there it is. We didn't want the war, the others say the same thing--and yet half the world is in it all the same.”
― Erich Maria Remarque, All Quiet on the Western Front

“Лето коротко. Лето коротко, и жизнь тоже коротка, но что же делает ее короткой? Разве бродячие кошки знают, что что жизнь коротка? Разве знает об этом птица? Бабочка? Они считают ее вечной. Никто им этого не сказал. Зачем же нам сказали об этом?”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Я вспоминал о вежливости, приветствиях, улыбках, которыми впервые встречали меня после многих лет, и думал о том, что я должен был убить человека, чтобы со мной опять стали обращаться как с человеком.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“We do not see the guns that bombard us; the attacking lines of the enemy infantry are men like ourselves; but these tanks are machines, their caterpillars run on as endless as the war, they are annihilation, they roll without feeling into the craters, and climb up again without stopping, a fleet of roaring, smoke-belching armour-clads, invulnerable steel beasts squashing the dead and wounded—we shrivel up in our thin skin before them, against their colossal weight our arms are sticks of straw, and our hand-grenades matches.”
― Erich Maria Remarque, All Quiet on the Western Front

“When I see them here, in their rooms, in their offices, about their occupations, I feel an irresistible attraction in it, I would like to be here too and forget the war; but also it repels me, it is so narrow, how can that fill a man’s life, he ought to smash it to bits; how can they do it, while out at the front the splinters are whining over the shell-holes and the star-shells go up, the wounded are carried back on waterproof sheets and comrades crouch in the trenches. — They are different men here, men I cannot properly understand, whom I envy and despise.”
― Erich Maria Remarque, All Quiet on the Western Front

“I find I do not belong here any more, it is a foreign world. Some of these people ask questions, some ask no questions, but no one can see that the latter are proud of themselves for their silence; they often say with a wise air that these things cannot be talked about.”
― Erich Maria Remarque, All Quiet on the Western Front

“...у немцев, при всей их страсти к сказкам, и может быть, именно благодаря этому, были самые ужасные в мире концентрационные лагеря.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Возможность самоубийства — это в конце концов милосердие, и всё значение его можно постигнуть в очень редких случаях. Оно дарит иллюзию свободы воли, и, может быть, мы совершаем его гораздо чаще, чем нам это кажется. Мы только не осознаем этого.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Женщинам ничего не нужно объяснять, с ними всегда надо действовать.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“...предельная неуверенность, если она не кончается смертью, может привести в конце концов к спокойствию, которое уже ничем непоколеблешь?”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“...эмигрантов гораздо больше, чем думают. К их числу принадлежат иногда даже те, кто никогда не покидал своего угла.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“И в это мгновение я понял, чего я боялся больше всего на свете: войны, которая вдруг могла разделить нас так, что мы никогда бы не нашли друг друга — даже после того, как она окончится. Ибо кто же мог надеяться — даже при величайшей самоуверенности и уповая на личное счастье — найти что-нибудь после землетрясения огромной разрушительной силы.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Национальное возрождение, о котором они кричали, похоже на камень. Когда его подымаешь с земли, из-под него выползают гады. Чтобы скрыть свою мерзость, они пользуются громкими словами.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Вечная сцена! Слуги насилия, их жертва, а рядом - всегда и во все времена - третий, зритель, тот, что не в состоянии пошевелить пальцем, чтобы защитить, освободить жертву, потому что боится за свою собственную шкуру. И, может быть, именно поэтому его собственной шкуре всегда угрожает опасность.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Газеты были наполнены требованиями, официальными заверениями, сообщениями о пограничных инцидентах - то есть всем тем, что предшествует войне. Самое замечательное в этом то, что всегда сильные страны обвиняют слабые в агрессивности.
Попадались поезда с войсками. Однако большинство людей, с которыми мне пришлось говорить, не верило в войну. Они надеялись, что будет новый Мюнхен и что Европа слишком слаба и деморализована, чтобы отважиться на войну с Германией. Во Франции, я заметил, было совсем другое: там все знали, что войны уже не избежать. Но тот, кому угрожают, вообще узнает всегда все раньше и лучше, чем агрессор.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Вы думаете, будет война? - спросил я.
- Так, так! Издевайтесь дальше! Будто вы этого не знаете! А что же еще остается вам делать с вашим тысячелетним рейхом и чудовищным вооружением? Вам, профессиональным преступникам и убийцам! Если вы не начнете войну, ваше мнимое благополучие лопнет - и вы вместе с ним!
- Я тоже так думаю, - сказал я и почувствовал вдруг, как по лицу скользнул теплый луч позднего солнца. Его прикосновение было похоже на ласку. - Но что будет, если Германия победит?
Человечек в пропотевшем костюме молча уставился на меня и судорожно глотнул.
- Если вы победите, значит, бога больше нет, - сказал он с трудом.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Ненависть - это кислота, которая разъедает душу.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Вы знаете, конечно, что время – это слабый настой смерти. Нам постоянно, медленно подливают его, словно безвредное снадобье. Сначала он оживляет нас, и мы даже начинаем верить, что мы почти что бессмертны. Но день за днем и капля за каплей – он становится все крепче и крепче и в конце концов превращается в едкую кислоту, которая мутит и разрушает нашу кровь. И даже если бы мы захотели ценой оставшихся лет купить молодость, – мы не смогли бы сделать это потому, что кислота времени изменила нас, а химические соединения уже не те, теперь уже требуется чудо...”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“В жизни больше несчастья, чем счастья. То, что она не длится вечно, - просто милосердие.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Самый чудесный город - тот, где человек счастлив.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Если они убивают людей других взглядов, то тем самым они защищают свободу мысли; если они отправляют тебя в концлагерь, то они только защищают честь родины.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Сила есть сила, а полицейский в любой стране - это полицейский.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Эизнь человека всегда бесконечно больше любых противоречий, в которые он попадает.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Жизнь человека всегда бесконечно больше любых противоречий, в которые он попадает.”
― Erich Maria Remarque, Ночь в Лиссабоне / Тени в раю.

“Когда делаешь то, чего от тебя не ждут, обычно всегда добиваешься желаемого...”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Вздыхал орган, блики света дрожали на золотой чаше, которую поднял священник и в которой была кровь Христа, спасшего мир. К чему же она привела, эта кровь? К кровавым крестовым походам, к религиозному фанатизму, пыткам инквизиции, сожжению ведьм, убийствам еретиков- и все во имя любви к ближнему.”
― Erich Maria Remarque, Ночь в Лиссабоне / Тени в раю.

“...и тут он чувствовал себя богом, которого он, кстати сказать, считал ответственным за всё это свинство.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Надо было стать убийцей, - подумал я, - чтобы тебя приветствовали.”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“Я смотрел, как он шел по улице, держа в руке чемодан – печальная фигура, вечный символ рогоносца и самоотверженно любящей души. Но разве не владел он человеком, которого он любил, глубже и полнее, чем вереница победителей-идиотов? И чем мы владеем на самом деле? К чему столько шуму о предметах, которые в лучшем случае даны нам только на время; к чему столько болтовни о том, владеем мы ими больше или меньше, тогда как обманчивое это слово «владеть» означает лишь одно: обнимать воздух?”
― Erich Maria Remarque, The Night in Lisbon

“From a mockery the tanks have become a terrible weapon. Armoured they come rolling on in long lines, more than anything else embody for us the horror of war”
― Erich Maria Remarque, All Quiet on the Western Front